Десять мужчин
Шрифт:
— Давай съездим за город? В Вудсток, например, — предложил он. — Думаю, моя развалюха нас довезет.
До вечера было еще далеко, а мы уже колесили по зеленому пригороду. Остановились у речушки и босиком зашлепали к валуну посреди мелкого водного потока. Актер устроился на теплом гладком камне, а я, поддернув юбку, оседлала его колени. Вода холодила нам ноги, ладони Актера лежали на моих плечах, а сам он мощно и твердо был внутри меня. Изредка мимо проезжали машины, но лишь из одной донесся веселый свист: угадав нашу тайну, водитель приветствовал
Рука об руку мы прошлись по главной улице Вудстока и опрометчиво ответили улыбкой сияющей женщине, сидевшей на крыльце под вывеской «Старинные мелочи».
— Добро пожаловать. Прошу, заходите, — настаивала женщина. — Молодожены — это моя слабость.
Она провела нас по своей сокровищнице, предлагая безделушки для нашего семейного дома, а мы подыгрывали, изображая супругов, но ничем не соблазнялись, пока она не достала снимок молодой женщины в белом платье на ступеньках белого деревянного домика.
— Подарите ему. — Хранительница старины протянула мне рамку с фотографией босой красавицы.
Актер протер пыльное стекло. Я наблюдала за ним. Вещица ему понравилась.
— Шесть долларов.
Я подтвердила, что это почти даром, женщина завернула рамку в газету и, передавая мне, шепнула:
— Держитесь за него. Таких больше не делают. Этот парень — антиквариат, запомните.
Ей лучше знать, подумала я; редкости — ее бизнес.
Актер повесил снимок над своей кроватью, где мы проводили так много часов в те пылкие дни любви. Он был первым мужчиной, рядом с которым я абсолютно не стеснялась своей наготы. По его просьбе даже танцевала обнаженной, и как-то особенно знойным днем мы вообще обошлись без одежды — так и шлепали по квартире от кровати к холодильнику, из кухни под холодный душ.
Мы занимались любовью днями и ночами, пока однажды, безо всякой причины, внизу живота у меня не разлилась боль. Актеру я ничего не сказала, а себя постаралась убедить, что причина всего лишь в усердном возлюбленном с достойными размерами. Однако с течением времени боль усилилась, и я тайком посетила гинеколога. Серьезный, как шахтер в забое, доктор исследовал меня, включив фонарик на лбу.
— У вас все в порядке, — объявил он наконец. — Вы просто образец здоровья, не с чего так падать духом.
— А почему больно?
Доктор со вздохом откинулся на спинку кресла.
— Знаете основной половой орган человека?
Я колебалась с ответом, который, кажется, должна была бы знать.
— Мозг. Так что мой профессиональный совет — обратиться к психиатру.
В конце той же недели я попала на прием к последовательнице Фрейда, безмятежно выслушавшей рассказ о моей боли. Завершая сеанс, она осторожно предложила пройти курс психоанализа, чтобы выяснить, почему мое абсолютно здоровое тело отвергает секс.
— Мне нравится заниматься сексом с моим возлюбленным, — возразила я. — Думаю, дело не в сексе.
— Думаете? — вкрадчиво уточнила докторша.
Я решила, что жизнь достаточно сложна, чтобы еще добавлять проблемы самокопанием, и отказалась от сеансов психоанализа. Уж лучше жить с болью. Едва решение было принято, как боль таинственным образом исчезла. Быть может, впрочем, сказалось и мое возвращение на Парк-авеню. На Нью-Йорк надвигалась зима, а в мороз Адова Кухня совсем не привлекала.
Я стремилась в свою квартиру не только потому, что там было гораздо теплее. Там к тому же не было тараканов, мышей — и Эринулы.
Эринула познакомилась с Актером и попыталась настроить меня против него, поначалу едким сарказмом, а когда не прошло — призвав на помощь мои комплексы.
— Женщине не место рядом с парнем, который обскакал ее по части внешности. Представь: заходит такой красавец и все только на него и глазеют. Паршиво это, куколка.
Я знала, что красота в Актере не главное, и Эринула не могла меня убедить его оставить, так же как я не могла ее убедить оставить меня. В ответ на все мои предложения поискать другое жилье она отмалчивалась. Ее книги громоздились на моем подоконнике, ее матрац занимал угол моей гостиной, а ее косметика — полку в моей ванной, ее критика преследовала меня двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Эринула окопалась прочно.
Расстановка сил в нашем противостоянии неожиданно изменилась одним промозглым вечером, когда в моей квартире, уютной и теплой, раздался телефонный звонок. Актер хотел пожелать мне спокойной ночи. Услышав, что в его доме вот уже три дня как отключили отопление и горячую воду, я настояла, чтобы он переночевал у меня.
— А ты одна?
— Нет. — Я покосилась на Эринулу перед телевизором. — Но это не имеет значения. Ей придется к этому привыкнуть.
Актер подхватил меня в объятия прямо на пороге.
— Уф! Да тут жара! — рассмеялся он.
Снег на его пальто стремительно таял.
Эринула оцепенела посреди гостиной, будто от вида Актера впала в столбняк.
— Могла бы предупредить, что ждешь гостей. Я бы что-нибудь придумала.
— Все в порядке. Мы отправляемся в постель и не станем тебе мешать.
— Благодарю. Обойдусь как-нибудь. Уж лучше в Нью-Джерси, чем с вами, любовнички. — Она запихала книги в сумку.
— Подумай сначала, там настоящая метель, — сказал Актер.
Часть меня корчилась от стыда и рвалась уговорить Эринулу остаться, но куда большая часть с облегчением наблюдала, как Эринула ускользает из моей жизни обратно в свою собственную.
— Береги себя, — сказала я вдогонку Эринуле.
— За меня не беспокойся, — процедила она, не оборачиваясь.
Вернувшись на следующий день из университета, я обнаружила пропажу кофеварки. Когда исчезла и пепельница от Тиффани, у меня не осталось сомнений, что Эринула съехала окончательно. Она оставила у портье ключи, но не записку. Эринула покинула меня, не прощаясь, и, хотя наши пути в университете несколько раз пересекались, больше мы не обменялись ни словом, даже на выпускном вечере.