Детектив Элайдж Бейли и робот Дэниел Оливо (сборник)
Шрифт:
— Это просто сказать, но не так-то просто сделать. Как земля сможет прокормить восемь миллиардов человек?
— Разве я сказал, что люди должны возвратиться к земле немедленно? Или за год? Или за сто лет? Это должно происходить шаг за шагом, господин полицейский. Неважно, сколько времени на это уйдет, но давайте хотя бы начнем выползать из этих пещер, в которых мы живем. Давайте выберемся на свежий воздух.
— А вам самому доводилось бывать на свежем воздухе?
Клаусарр поежился.
— Что я, со мной покончено. Но ведь дети еще не испорчены. Они появляются на свет каждый день. Хоть их-то выпустите
— Другими словами, назад, к недостижимому прошлому. — Бейли и сам не знал, чего вдруг он начал спорить: его охватило какое-то лихорадочное возбуждение. — Назад к семечку, к яйцу, к утробе? А почему бы не начать двигаться вперед? Не надо сокращать население Земли. Лучше выводить его на другие планеты. Возвращайтесь к земле, но к земле на других планетах. Осваивайте их!
Клаусарр засмеялся резким, неприятным смехом.
— И создавайте свои новые Внешние Миры! Новых космонитов!
— Вовсе нет. Внешние Миры основали земляне, не знавшие, что такое стальные Города, земляне, которые были индивидуалистами и материалистами. Позже эти качества были доведены до нездоровой крайности. Теперь же осваивать новые миры стали бы люди, воспитанные совсем в другом обществе, где, напротив, будет господствовать коллективизм. И вот эти-то традиции, Перенесенные на новую почву, могли бы привести к появлению новой, совершенно необычной цивилизации, не похожей ни на древнюю Землю, ни на Внешние Миры. Что-то новое, более приемлемое.
Он сознавал, что, как попугай повторяет мысли доктора Фастольфа, но слова текли так, словно он сам думал об этом годами.
— Ерунда! Осваивать дикие, пустынные миры, когда у нас есть наш собственный? Какой дурак на это согласится?
— Многие согласятся. И они вовсе не б уду г дураками. Им помогут роботы.
— Нет! — с жаром воскликнул Клаусарр. — Никогда! Никаких роботов!
— Почему бы и нет, Боже праведный? Мне они тоже не нравятся, но не биться же насмерть из-за каких-то предрассудков! Что уж такого страшного в роботах? Если хотите знать мое мнение, всему виной наш комплекс неполноценности. Все мы чувствуем себя ниже космонитов и страдаем от этого. А чтобы как-то это компенсировать, нам необходимо хоть кого-то в чем-то превосходить, и потому нас просто убивает, что мы не можем почувствовать себя хотя бы выше роботов. Нам кажется, что они лучше нас, только это не так. Вот в чем ирония, черт возьми! — Бейли разгорячился. — Возьмите этого Дэниела, с которым я провел больше двух дней. Он выше меня ростом, сильнее, красивее, В общем, он выглядит как космонит. Память его лучше, он больше меня знает. Ему не нужно спать или есть. Его не беспокоят ни болезни, ни паника, ни любовь, ни чувство вины. Но он всего лишь машина. Я могу сделать с ним все, что захочу. Как с этими микровесами. Если я по ним ударю, они не дадут мне сдачи. Вот так же и Дэниел. Я могу приказать ему выстрелить в самого себя из бластера, и он это сделает.
Мы никогда не сможем построить робота, который мог хотя бы сравниться с человеком в главном, не говоря уже о том, чтобы превзойти его. Невозможно наделить робота чувством прекрасного, сознанием нравственных и религиозных ценностей. Мы ни на йоту не сможем поднять позитронный мозг выше уровня совершенного практицизма.
Ничего подобного мы не сможем, черт побери, не сможем, пока не поймем, как работают наши собственные мозги, пока существуют непонятные для науки явления.
Что такое красота, искусство, любовь, доброта, Бог? Мы вечно балансируем на грани неизведанного, пытаемся понять то, что недоступно пониманию. Именно это и делает нас людьми.
Мозг робота ограничен, иначе его невозможно построить. Он должен быть рассчитан до последнего десятичного знака так, чтобы иметь предел, Господи, чего вы боитесь? Робот может выглядеть как Дэниел, он может быть красивым как Бог, и все же человеческого в нем будет не больше, чем в бесформенном куске дерева. Неужели вы этого не понимаете?
Клаусарр несколько раз пытался что-то сказать, но всякий раз его слова тонули в потоке красноречия Бейли. Теперь, когда Бейли в изнеможении замолчал, зимолог негромко пробормотал:
— Полицейский, а туда же, в философы. Что вы можете знать?
В комнату вошел Р. Дэниел.
Бейли посмотрел на него и нахмурился отчасти от того, что в душе у него еще все кипело, отчасти из-за накатившего вдруг нового раздражения.
— Где вы были так долго? — спросил он.
— Я разыскивал комиссара Эндерби, Элайдж. Оказалось, что он все еще в департаменте.
Бейли посмотрел на часы.
— В такое время? Почему?
Там сейчас полная неразбериха. В полицейском Департаменте был обнаружен труп.
Не может быть! Ради Бога, говорите — чей?
— Посыльного, Р. Сэмми.
Бейли перевел дыхание. Пристально глядя на робота, он со злостью сказал:
— Мне показалось, вы сказали «труп».
Р. Дэниел тут же поправился:
— Робот с полностью деактивированным мозгом, если вам так больше нравится.
Клаусарр неожиданно засмеялся, Бейли повернулся к нему и хрипло проговорил:
— Ни слова об этом! Вы меня поняли?
При этом он неторопливо достал бластер. Клаусарр тут же замолчал.
— Ну и что из этого? У Р. Сэмми перегорел предохранитель. Что здесь такого?
— Комиссар Эндерби говорил уклончиво, Элайдж, и хотя прямо он этого не сказал, у меня сложилось впечатление, что комиссар считает, что кто-то умышленно деактивировал мозг Р. Сэмми.
И так как Бейли продолжал хранить молчание, Р. Дэниел серьезно добавил:
— Или, если вы предпочитаете это слово, убил его.
Глава шестнадцатая
Мотивы преступления
Бейли убрал бластер, но руку продолжал незаметно держать на рукоятке.
— Пойдете впереди нас, Клаусарр. Семнадцатая улица, выход Б, — приказал он.
— Так и не поел, — пожаловался Клаусарр.
— Сами виноваты! — нетерпеливо воскликнул Бейли, — Не надо было опрокидывать еду на пол.
— Но мне положен ужин.
— Поужинаете в тюрьме. А если и останетесь без еды, с голоду не умрете. Ну, пошли!
Пробираясь по лабиринтам «Нью-Йорк Йист», все трое молчали. Впереди с каменным выражением лица шел Клаусарр, за ним следовал Бейли, Р. Дэниел замыкал шествие.