Детектив в Новый год
Шрифт:
А еще он услышал, как в пробке несколько других девиц, столь же, как первая, молодых, просили небеса: не просто научиться водить машину, а чувствовать себя за рулем уверенно и спокойно. От неожиданности (это было что-то новенькое, во времена, когда ангел еще был человеком, подобных желаний не водилось) он и эти моления выполнил. А потом, совершив крутой вираж, ушел от автострады в сторону многоэтажных жилых домов.
Если б ангел сейчас вдруг заметил Павлика, предстал перед ним и спросил, чего он хочет, мальчик ответил бы, что он, во-первых, хочет есть, во-вторых, погреться, а в-третьих, чтобы мама поскорей пришла. Но мамы не было – она, наверно,
Ангел в ту ночь хорошо потрудился. Особенно если учесть, что он новичок и то было его первое боевое задание. Он соединял поссорившихся влюбленных (восемь пар), примирял супругов (тридцать одна семья), вразумлял родителей: что по-настоящему хотят получить в подарок их дети (пятьдесят восемь человек минус двое невнявших). Он сделал так, чтобы сорок два мужчины и три женщины разглядели наконец в толпах вокруг – среди коллег, сокурсников или просто прохожих – своих подлинных суженых. Он подкидывал хорошим людям кошельки (три штуки), организовывал выигрыши в лотерею (два раза) и просто подкладывал детишкам подарочки (сто шестьдесят четыре). Наконец, имелись у него также отдельные, эксклюзивные свершения. Юной студентке-актрисе он организовал встречу с режиссером, который, безо всяких проб, пригласил ее на главную роль. Молодой географ получил работу смотрителя маяка в Новой Зеландии. Архитекторы сумели сдать придирчивым заказчикам новейший, авангардный проект.
В итоге отчет о проделанной работе выглядел замечательно. Ангелу было с чем предстать перед всевышним, в чем отчитаться перед ним. Да, начальству, пожалуй, придраться будет не к чему и сам ангел был доволен. Поэтому он позволил себе маленькую вольность: спикировал на тот самый дом, к подъезду которого подходила Мария Петровна.
«Ну, здравствуй, любимая, – прошептал он, невидимый, женщине прямо в ухо. – Времени у меня мало, поэтому скажу одно: то, что здесь, внизу, – мгновенно и даже внимания не стоит. Настоящее – там, наверху. Поэтому меня не жалей и не скучай. А здесь ты найдешь пока, о ком заботиться и с кем поговорить. И еще: ты очень красивая».
И ангел отпорхнул, заложил вираж и свечкой ушел в небеса.
В подъезде Мария Петровна встретила Павлика и сказала: «Мальчик, а пойдем со мной чай с пирожными пить. У меня и подарочек для тебя есть». А мальчик доверчиво сказал: «Пойдемте, тетя» – и протянул ей свою ладошку.
А когда они вошли в квартиру, Мария Петровна глянула в зеркало и поразилась: какая же она стала красивая!
Ангел Николай поднимался в небеса все выше, и сердце у него пело. Пусть он устав и нарушил – зато, считай, как будто дома на побывке побывал.
…В небесных сферах коррупции, конечно же, не существует. Но вот злоупотребления своим служебным положением порой еще встречаются.
Евгения Михайлова. Воскреснуть после любви
Даша
Дашины пальцы ласкали бумагу. У нее сейчас нежная кожа рук, она ощущает не только невидимую шероховатость поверхности, ей кажется, что она гладит каждую букву. И аромат открытых страниц… Он то ли есть, то ли это дивное настроение, которое зарождается от самого сладостного контакта. Даша знает этому цену. Неслыханную цену разлуки. После смерти главной части мозга, после небытия самых тонких
В эти снежные пасмурные дни новогодних каникул к Даше вернулось ощущение чуда из глубокого детства. Лишь тогда, в той дали, рождались чудеса. Они закончились стремительно и сразу. А тогда, дома, в атмосфере любви, в теплой, хвойно-мандариновой смеси, был чудесный час. Когда гости уходили, родные закрывали двери своих комнат, и Даша оставалась наедине с тем, что ей положили под елку.
Она прижимает к груди и лицу куклу, шепчет ей слова любви в нежное, прозрачное ухо под прохладными локонами. Она восхищенно рассматривает какие-то кофточки, юбочки. Все кажется ей чудом. Она все любовно раскладывает на низком столике, чтобы смотреть на сокровища ночью с кровати. А затем бережно, благоговейно берет самое драгоценное, самое желанное. Она несет новую книгу на свою подушку. И прежде чем открыть ее, Даша влюбленно рассмотрит каждый штрих и цвет на картинке обложки. Если там есть лицо, она коснется его губами и запомнит на всю жизнь. А потом ляжет, включит еще одну настольную лампу и отправится в свой счастливый мир.
Родители разрешали Даше читать в постели и по ночам с четырех лет. И дарили ей не только детские книги. Был другой критерий: хорошие.
– Когда человек хочет читать, – говорил папа-учитель, – запрещать ему это делать – тяжелейшее и несправедливое наказание. Если зрению суждено испортиться, для этого найдется тысяча причин. И нет ни одной причины, которая может позволить взрослым отобрать у ребенка книгу, его и только его мир. Ребенок непременно должен открыть его сам.
Вот Даша и открывала свой мир в блаженном детстве, в горячей юности, в суровом и беспросветном походе под названием «женская жизнь». Книги не сгорали ни в кострах страсти, ни в пожарах ее потрясений и войн, ни в тягостном мороке протеста против жизни в принципе. Ох как часто Даше не хотелось жить! Ни жить, ни пить, ни есть, ни видеть свет за окном. И тогда она зажигала лампу в ночи, и распахнутые страницы отпускали ее бедное сердце на свободу. Там она дышала, плакала и смеялась даже тогда, когда в собственной жизни кончались силы, слезы и голос.
Никогда она даже не могла предположить, что ее могут лишить главного, единственного спасения. Кто-то как-то и почему-то. Но это случилось. Наступил день «Ч», и книги умерли рядом с ней. Стали желтеющими рядами скованных переплетами бумаг. Даша не ослепла: она просто перестала видеть текст. Буквы видела, а текст нет. И ни малейшего отзвука в себе. Тогда же она перестала смотреть фильмы. Стали пустыми словами мастерство режиссера, игра актеров. Они сами стали пустыми местами. Даша видела лица, слышала голоса, но то была лишь мертвая, условная, посторонняя, никому не нужная суть.
Вот когда она пошла по своему, тщательно для нее выбранному аду – пустота, глухота, выжженный кусочек пространства вокруг и распятое одиночество с вырванным сердцем.
Даша подошла к окну, раздвинула шторы. На широком подоконнике на фоне ночных фонарей уже несколько дней у нее живет маленькая еловая веточка в красном горшочке, с бантом и одним большим бордовым шаром. Первая ее личная, собственная елка. Она попросилась в руки в магазине. Стояла на витрине между яблоками и гранатом. И так вдруг напомнила о счастье, что Даша больше не стала ничего покупать. Заплатила на кассе сто пятьдесят шесть рублей и понесла в ладони домой елочку. Она сделала себе подарок и запомнит его навсегда.
Даша повернулась к столу, налила в бокал розовое итальянское шампанское и продолжила праздновать свое воскресение. Ему уже три дня. Крошечная, яркая, ослепительная вечность после мгновения черного горя и тяжелого сна длиною в пять лет.
Конец ознакомительного фрагмента.