Детективная история
Шрифт:
– Ты придешь меня проводить? – спросил Иван.
– Еще чего не хватало!
Она бросила трубку. Он позвонил снова, она сказала, не дожидаясь, пока он откроет рот: «Я спать хочу», и снова повесила. Все. Вот и ссора. Что там Олег бормотал о другой девушке? Чепуха какая-то. У кого угодно, только не у Ивана. Как будто Иван был застрахован. Два метра росту да метр в плечах – и застрахован?!
А потом на следующий же день – лавины всегда срываются неожиданно и потом ревут, несутся, набирая скорость, пока не погребут под собой жалкую деревушку
– Он попросил меня заехать к нему перед отъездом и отдал вот это. Я не распечатывал.
– Еще чего не хватало, – сказала Лера и выхватила конверт.
В нем наверняка три страницы раскаяний, плохое стихотворение о том, что Ване не спится, и надежды на лучшее будущее. Ведь бывали же ссоры. И всегда кончались вот так. И что еще за манера доверять свои чувства машинке? Иван считал, что этим проявляет уважение к адресатам, которым не приходится расшифровывать его каракули. Джульетта померла бы на месте, получив машинописное послание от своего Ромео.
Лера отошла в сторону и разорвала конверт. Она не собиралась сразу читать это письмо. Тем более что Олег ошивался по соседству. Но уж очень зла она была на Ивана, и его раскаяние требовалось для внутреннего успокоения.
«Лерка, дорогая!
Я хотел тебе все сказать по телефону, но не решился. Я тебя давно знаю и люблю, ты мне ближе и дороже сестры. И то, что случилось между мной и Верой – ты ее не знаешь, и это не важно, – наверное, объясняется страстью, которая нас охватила…»
Это шло на целую страницу, и у Леры не затуманивались глаза, не падало сердце, она читала это письмо спокойно, словно оно не имело к ней никакого отношения. Ах, у них будет ребенок! Это очень трогательно. Надо будет обязательно послать им на свадьбу подарочек… И эти идиотские слова в конце – типичные для современного мужчины:
«Я не уверен, что смогу совладать с собой. Я сделаю все, чтобы расстаться с Верой. Клянусь тебе, все! Я вернусь к тебе. Как только я приеду из Ленинграда, я позвоню. Если бы ты поняла и простила меня…»
Ах, подлец!
Господи, как трудно было потом, когда, опомнившись, раскаявшись, Иван штурмовал ее, словно крепость Баязет, слал письма, звонил, подсылал друзей, ждал под окнами! Пришлось обо всем рассказать маме, мама – каменная глухая стена. Она принимала удары стенобитных орудий…
Лера поймала себя на том, что думает о прошлом слишком легкомысленно. Какие там стенобитные орудия… Удивительно, что она защитила диплом. Все люди собственники, женщины – вдвойне.
Она вдруг сообразила, что оркестр играет уже совсем иной танец и она скачет отдельно от Махонькова, который плавно поводит ручками и делает ногами дрыгающие движения, как насмотрелся в своем Сенегале.
– Я устала, – сказала она Махонькову, остановившись.
– Ну что ты, давай плясать через такт, – джентльменски предложил тот.
Лера уже повернулась и шла обратно, к столу. За столом поредело. Кто-то убежал домой, другие
Войтинский пытался запеть песню, которую они любили в десятом классе и которая, как им тогда казалось, останется в любимых навсегда. Кроме кругленькой Риммы, никто его не поддержал. Нет, вот и Махоньков начал послушно раскрывать рот.
– Ты не будешь танцевать? – спросил Иван, останавливаясь за спиной.
Словно она рухнула в холодную пропасть. Ну, казалось бы, соученик, милый человек, пригласил ее танцевать. Не обманывай себя, Лерочка, никуда тебе от этого не деться. Ты же шла сюда и знала, что это случится. Тебя тянуло, как убийцу на место преступления.
Она поднялась медленно, словно в стуле был магнит, послушно повернулась к Ивану и протянула ему руки, собираясь начать танец прямо здесь, у стола. Танцевать у стола было негде, и Иван повел ее к оркестру. Все эти тридцать или сорок шагов она боролась с собой, как пустынник с бесом. И тут же новое счастье. Или несчастье: оркестр грянул последний аккорд именно в тот момент, когда Иван положил ей руку на плечо.
– Ну вот, – сказал Иван. – Опять не повезло.
– Не повезло, – согласилась Лера.
– Подождем?
– Подождем.
Краем глаза Лера видела, что оркестранты поднимаются, складывают инструменты. Сейчас будет перерыв. Она не стала говорить об этом Ивану. Пусть сам обернется и поймет.
– Как живешь? – спросил Иван.
– Хорошо.
– Работой довольна?
– Довольна. А ты?
– Не всегда. Я на тренерской работе.
– Ты не кончил института?
– Кончил. Но потом меня затянуло… Ты замужем?
– Да.
– Впрочем, я знаю.
– Наверно, знаешь. Я давно замужем.
– У тебя сын?
– Сын. Во втором классе. А у тебя есть дети?
– Нет, я разошелся.
– С Верой?
– С какой Верой? Мою жену Ириной звали.
Иван посмотрел на эстраду.
– Придется возвращаться, – сказал он. – Раньше чем через полчаса они не придут.
– Конечно.
– А про какую Веру ты спросила?
– Про ту, из-за которой все получилось.
– Не понимаю. В жизни не знал никакой Веры.
– Разве не все равно?
– Честно говоря, нет. Для меня все осталось загадкой.
– Для меня – нет.
– Ты не представляешь, что я пережил. Может, хоть теперь расскажешь? Это из-за Олега? Но ты могла бы мне все тогда рассказать. Ей-богу, легче все знать, чем воевать с ветряными мельницами.
«Сейчас сорвусь и врежу ему в физиономию, – подумала Лера. – Человек разрушает другому жизнь и через много лет устраивает сцену у фонтана».
Этого сделать не пришлось. Возник Махоньков.