Детективное агентство Дирка Джентли (сборник)
Шрифт:
– Если быть кратким, теперь я работаю в «Новейших технологиях» у Вэя…
– Ах да, знаменитый мистер Вэй. Расскажите, какой он в жизни?
Ричарда всегда немного раздражал этот вопрос, возможно, потому, что его задавали слишком часто.
– В чем-то лучше, а в чем-то хуже, чем его рисует пресса. Мне в нем многое нравится. Как большинство целеустремленных людей, он порой бывает невыносим, но я знаком с ним еще с тех давних времен, когда компания только зарождалась и ни его, ни мое имя никому ни о чем не говорили. Гордон Вэй – отличный парень. Правда, лучше не давать ему номер своего телефона, если только у вас
– Это еще почему?
– Он один из тех, кто может думать, только когда говорит. Едва у него возникает идея, ему нужно ее высказать кому угодно, кто согласится слушать. Если желающих не находится – а такое в последнее время происходит все чаще, – автоответчик тоже подойдет. Он наговаривает на них сообщения часами. У одной из его секретарш все обязанности сводятся к тому, чтобы собирать у людей кассеты с автоответчиков, на которые он звонил, переписывать его речи на бумагу и сортировать. На следующий день она кладет ему на стол синюю папку с отредактированными текстами.
– Значит, синюю?
– Теперь вы спросите, почему он не использует магнитофон, – сказал Ричард, передернув плечами.
– Наверное, потому что не любит разговаривать сам с собой, – после недолгих размышлений отозвался профессор. – В этом есть какая-то логика. Вроде бы.
Он взял в рот кусочек только что поданной пикантной свинины, некоторое время жевал в задумчивости, а затем снова отложил в сторону нож и вилку.
– Ну и какова во всем этом роль юного Макдаффа?
– Гордон поручил мне написать для «Эппл Макинтош» программу для составления финансовой отчетности, ведения бухгалтерской документации, мощную, удобную, выразительную. Я спросил, чего конкретно он от меня ждет, и он ответил: «Всего. Хочу для этой машины суперпрограмму – чтоб и пела, и плясала, если понадобится». Поскольку причуды мне тоже свойственны, я воспринял его слова буквально.
Видите ли, комбинациями цифр можно представить все, что угодно: отобразить поверхность, изменить динамический процесс… А бухгалтерская документация в конечном итоге есть не что иное, как комбинации цифр. Поэтому я взял и написал программу, которая делает с этими цифрами все, что угодно. Хотите столбчатую диаграмму – будет столбчатая диаграмма. Хотите секторную или диаграмму рассеивания – нет проблем. Если пожелаете, танцовщицы вокруг секторной диаграммы будут отвлекать внимание от цифр. Или можно, например, представить цифры в виде стайки чаек, а по взмаху крыла каждой птицы определять показатели каждого отдела вашей компании. Великолепно подходит для создания анимационных фирменных знаков.
Но самая смешная фишка в том, что программа представляла счета компании еще и в виде музыкального произведения. По крайней мере мне это казалось смешным. А вот клиентам-бизнесменам понравилось, они все как с ума от нее посходили.
Профессор серьезно посмотрел на него, держа перед собой вилку с кусочком моркови, но не произнес ни слова.
– Понимаете, любая мелодия передается как последовательность или комбинация цифр, – вдохновенно продолжал объяснять Ричард. – Цифры же отображают высоту звука, его длину, сочетания…
– То есть мотив, – подсказал профессор. Морковь все еще оставалась нетронутой.
Ричард усмехнулся:
– Мотив – весьма точное слово. Надо запомнить.
– Так будет проще выразить мысль. – Не попробовав морковь, профессор вернул ее на тарелку и спросил: – Значит, программа ваша имела успех?
– Не в этой стране. Оказалось, что годовые отчеты британских компаний в основном звучат как «Похоронный марш» из генделевского «Саула». Зато японцам она весьма приглянулась. У них вышло множество веселых корпоративных гимнов, которые начинаются очень задорно, но, если уж начистоту, к концу становятся чересчур шумными и скрипучими. Что самое главное, программа отлично показала себя в Штатах и имела коммерческий успех. Впрочем, теперь меня больше всего интересует другое: что будет, если убрать из нее счета? Превратить в музыку цифры, представляющие взмахи крыльев ласточки? Что мы тогда услышим? Точно не жужжание кассовых аппаратов, как того хочется Гордону.
– Как интересно, – сказал профессор.
Наконец он положил кусочек моркови в рот, а затем наклонился вперед и посмотрел на свою новую подружку.
– Уоткин проиграл, – произнес он. – На этот раз самое распоследнее из последних мест достается моркови. Мне жаль, Уоткин, но каким бы противным вы ни были, морковь сегодня бьет все мировые рекорды – она отвратительна.
Девочка хихикнула на этот раз гораздо непринужденнее и улыбнулась Уоткину. Тот изо всех сил старался не вскипеть, но было совершенно очевидно, что сносить насмешки он не привык.
– Пожалуйста, папа, можно сейчас?
Вместе с только что обретенной – хотя и слабой – уверенностью в себе к ней вернулся и голос.
– Потом, – не уступал отец.
– Уже и так много времени прошло. Я засекала.
– Но… – Отец засомневался и тотчас проиграл.
– Мы были в Греции, – тихим, благоговейным голосом произнесла девочка.
– О, в самом деле? – Уоткин слегка кивнул. – Хорошо. В каком-то особом месте или вообще в Греции?
– На острове Патмос, – воодушевилась она. – Там очень красиво. Мне кажется, Патмос – самое прекрасное место на земле. Вот только паромы никогда не ходят по расписанию. Никогда. Я засекала время. Мы опоздали на самолет, но это ничего.
– Ага, на Патмосе, понятно. – Новость Уоткина явно заинтересовала. – Как вы, наверное, догадываетесь, юная леди, грекам недостаточно, что величайшая из культур античного мира обязана своим возникновением им, поэтому они решили взять на себя труд создать и в нашем веке самый грандиозный, можно даже сказать, единственный продукт творческого воображения. Разумеется, я говорю о расписании паромов в Греции. Впечатляющее творение. Любой, кто путешествовал по Эгейскому морю, это подтвердит. Хм, да… Я так думаю.
Девочка нахмурила брови:
– Я нашла вазу…
– Ничего интересного, – торопливо перебил ее отец. – Вы ведь знаете, как это происходит. Каждый, кто впервые приезжает в Грецию, думает, что он сделал открытие. Ха-ха…
Сидящие за столом закивали. Как ни жаль, но с этим трудно было не согласиться.
– Я нашла ее в гавани, в воде, – не сдавалась девочка. – Пока мы дожидались этого чертова парома.
– Сара! Прекрати…
– Ты сам так говорил. Даже еще хуже. Ты называл паром такими словами, которых я не знаю. Я подумала: если здесь соберутся умные люди, то, может, кто-нибудь скажет, правда ли это настоящая древнегреческая ваза или нет. По-моему, она очень старая. Давай достанем ее, папа.