Дети Адама
Шрифт:
Юноша проводил меня в комнату, где расположилась в кресле пожилая дама. На коленях у неё ютился кот. Он сидел в позе плавающей утки, подогнув под себя лапы и хвост, жмурясь мурчал, издавая хруст свежего хлеба. В ушах у него торчали белые волоски. Они были настолько тонкие, будто мороз начертил прутики на стекле. Он был персидский породы и глаза имели заплаканный вид, можно подумать он рыдал всю ночь на пролёт и сейчас искал утешения на коленях этой старой женщины, при этом не теряя самообладания. Комната была мрачная из- за обоев. На чёрном фоне изображались бледные цветы и цветы фиалкового цвета, крупные с раскрытыми лепестками. Висело бра из слоновой кости, замысловатого вида, словно стёкший воск наслоился и застыл в подтёках. Атмосферу нагружали тяжёлые портьеры. Сама леди сидела с важным
–Что, я не расслышала? Я вся напрягла, чтобы хоть что-то разобрать.
Она резко повернулась ко мне. И повторила ещё раз грозно.
–Что, вам нужно юная леди!
При этом её голова затряслась и ее отвратительно дряблый подбородок затрепыхался словно у индюшки.
–Я хотела узнать о семье Меньшовых, проживающих тут до вас.
–Зачем тебе?– сщюрилась она в подозрении.
–Я пишу статью в школьную газету об истории нашего города.
–Я не знала прежних хозяев!
– Заявила она преждевременно.
–Может их вещи остались? Они бы помогли мне в поиске информации.
Я была тактичной.
–Не думаю! Мы всё убрали подальше. Эта трагедия нагоняла испуг.
– Может вы всё же позволите…
–Позволю что?
– Она повысила тон, перебив меня.
–Посмотреть.
–Обыскать!
– Утвердила она свой выбранный ответ.
–Если буквальной- то да!
–Вы и впрямь это сделаете?
– На мгновения её лицо прояснилось удивлением.
–Конечно! Лишь для того, чтобы вас задеть, вы уж слишком…
Я подбирала правильное слово.
–Строги.– Она произнесла это с восхищение к своей персоне.
–Злы!
– Вот ты нахалка!
– Вы хотели сказать через- чур честна.
–Я прикажу чтобы сейчас же тебя выгнали.
И она крикнула юношу.
–Йен, подойди сюда!
– Всё я ухожу – Я подняла ладони в вех, в знак уступки.
При выходе столкнулась с этим же юношей.
–Ваша зловредная бабка велела меня сопроводить на чердак.
–Что так и сказала? «сопроводите эту самозванку без имени на мой чердак» он хитро повёл край губы.
–Ну почти.
– Я исключила факт объяснять. Опустив суть инцидента.
–Неправда!
–Ну и пусть!
– Так ты проводишь или же предпочтёшь разбираться с этой ужасной старухой?
Юноша ещё раз оскалил улыбку.
– Пошли.
Мы поднимались по широкой лестнице, закруглённой по- спирали, обитой в густой, красный ковёр. Я шла за ним и меня пробирал холодок неопределённости пути.
– Я слышал ваш разговор, так что ты хочешь найти?
– Пока не знаю.
Мы остановились.
–Прошу –Юноша уступил мне первой войти на чердак.
Я взглянула на него с чувством тревоги, словно там прятались мои страхи, и мне не хотелось их выставлять на всеобщее обозрение. На самом деле они всегда со мной, подобно бродячему цирку, как только ты находишь публику, распахиваешь свою арену души, зрелище становится доступно всем и толпа заливается смехом, в ответ и ты сам смеёшься над своими ужасными привычками. Меньшов был учёный и его страхи должно быть разгуливают и по сей день в белом халате по чердачным закоулкам, скрепя кандалами. Сейчас страсть ужаса для меня как источник инфекции. Что, если открыв эту дверь я навсегда выпущу прошлое? Или мой иммунитет к жизни окрепнет? Вот бы изобрели вакцину решительности, тогда бы не пришлось стоять тут думая о такой нелепости. Неужели моя клаустрофобия опять ко мне вернулась? И мандраж, что одолевал меня сейчас отпечатывался у меня на лице. Тёмная комната в которой глаза блестят, как ножи и хочется их всадить в каждого кто вот -вот затаив дыхание броситься на тебя, сделав первый ход. Безликая комната, опустошённая, обглоданная временем, выжитая прошлым, сужалась у меня в сознании давя на мои инстинкты самосохранения. Туннель, я слышу гудок приближающегося поезда у себя в голове срабатывает тригер, побуждающий к бегству. Я с трудом могу пропихнуть глоток силы воли, что оцарапал моё обезвоженное горло. Нужно собраться, взять себя в руки. Я прожевала эту мысль у себя в голове несколько раз. Я почти нашла на себя управу, вдыхая кислород плывя по мирскому течению, смиренно хватая глотки свежего воздуха. Мгновение, и ко мне возвращаются, самые жуткие эпизоды жизни доктора. Весь этот холод стекла, металлических инструментов сковал меня, заключив в свои объятия. Мрак обуревал меня, я задыхалась, скользила вниз, чертя своим скелетом линию на дно. На шее затягивалась удавка, я хрипела, плевалась кровью, билась в истерике, мои позвонки чувствовали остриё ледяного ложе пронзившего меня на сквозь, это не наркоз- это был страх, погружающий меня в анабиоз. Обреченность засасывала в каналы, откуда меня будут тащить, выманивая сладостями жизни, пальчиками, подобно ребенку делающего первые шаги, пока он не дойдёт до открытого пространства огромного светлого зала, где не за что ухватиться, а все вокруг попрячутся затаив дыхание в ожидании, убрав все трапы. Теперь ты вправе выстроить свои мосты без страха, решайся! Борись!
– Боишься?
– Раздалось сквозь тонкую мембрану разума.
–Вот ещё! Я ухватилась за ручку, отворила дверь.
–О, готова спорить, это самая милая комната во всём доме, я представляла её более жуткой.
Мы зашли внутрь.
Из грязного окна сыпались тёплые лучи яркого, весеннего, солнца заливая всё помещения в медово- мягкий сиропом. Всё место напоминало открытую поляну, светлую и приветливую для пикника.
Казалось здесь время стремительно быстро пронеслось покрыв всё слоем пыли. Крыша чердака была треугольная, разлинованная деревянными балками, через которые висели плафоны на длинных прутьях похожие на корни кувшинок. Вокруг стояли плетённые бутыли, деревянные сундуки, старый велосипед, конки на гвоздике, барабан, корзина с пряжей, ружьё на стене, стеллаж с колбами и стекляшками разных форм и величины, куклы просящиеся на руки, старая картина с разбитой рамой, огромная люстра уволившаяся на бок, будто бедствующий корабль погружался в пучину прошлого, её блеск утратил волшебного свечения, а дни балов сочтены людским бездельем. В остальном много паутины и прочего не нужного барахла.
–Почему бы это просто не выкинуть?– Я обратилась к Йену, который осматривал маленькую шкатулку, крутя ее в руках.
–Воспоминания! Каждая вещь напоминает момент прожитого.
– У меня таких вещей нет!
– Голос приобрёл привкус печали.
–Это хорошо -Сказал он равнодушно.
Я сморщила лицо подобно урюку.
–Смотри портфель! Давай обыщем.
– Я указала на высокую полку, где торчал коричневый край.
–Думаешь стоит?!
–Первое письмо я нашла в таком же старом портфеле.
–Полагаешь некто разложил письма по портфелям?
–Ну не знаю, давай просто посмотрим.
–Ладно.
Йен встал на цыпочки наступив на нижний ярус деревянного стеллажа, оступился ухватился за первое что нащупал и свалил коробку с рождественскими игрушками у одной дзынькнул колокольчик и звук покатился дальше пряча своё звучания в глубь и затих совсем.
–Осторожней!– Выкрикнула я потянувшись к нему и пытаясь его удержать.
Он полез снова, уже уверенней и стянул портфель.
Мы общарили его вдоль и поперёк и ни чего не нашли.
–Я принялась собирать рассыпанные игрушки, скидывать их по одной в коробку. Моё внимание привлекла деревянная лошадка- качалка, расписанная тонкими узорами что изображались синей нитью, обвивая ветхое создание искусством виртуоза. Некий трюк заставляющий поверить в то, что и ты когда- то научишься чему-то подобному.
–Любишь праздники?– Спросил Йен, видя как я разглядываю деревянную, расписную лошадку. Он встав на колени помогая мне складывать, аккуратно кладя их в коробку поворачивая лицевой стороной, бережно поправляя торчащую стружку в которой они хранились. Увидев как он старается я тоже помедлила, повторяя за ним. Всё же это и в прям чья то память хранившаяся в маленькой коробочке. Игрушки были на столько уникальные и крохотные, что помещались в ладонь, наверное для кого это не просто воспоминания, а моменты счастья.