Дети белой крови
Шрифт:
И вот тут дело застопорилось. Как ни старался Катиджан, он не мог получить настоящий контроль над белым пламенем. Единственный раз, когда у него что-то получилось, был странным, хаотичным – колдун и не думал толком о том, что делает, ему нужно было спасти Эйтиль. Даже тогда пламя появилось всего на несколько секунд и отняло столько энергии, что Катиджан едва мог шевелиться. Это не дело, для войны такого не хватит, нужно было нечто большее, гораздо большее.
Поэтому он перебрался в один из кластерных миров, принадлежащих клану Инанис, и приступил к тренировкам. Это было полезно и для Эйтиль: она покинула больницу, ее раны зажили, однако
Только напрасно она так. Катиджан действительно не отличался ангельским терпением и терпеть не мог бурные дамские рыдания – из-за ерунды вроде сломанного ногтя, неудачно покрашенных волос или разбитой машины. Но здесь-то ситуация была совсем другая – и Эйтиль была другой.
Он не собирался меняться ради нее, потому что не считал это нужным, да она и не требовала. Эйтиль любила его таким, какой он есть, с первого дня их встречи. Катиджан даже не верил в это, считал, что такое просто невозможно, однако дриада сумела доказать ему свою искренность. Поэтому теперь он дарил ей сочувствие, которого не удостаивалась ни одна из его предыдущих партнерш. Он понимал, что тоже любит, и относился к этому без прежнего протеста и удивления, просто принимал как данность. Почему нет? Он ведь живой, так почему ему должна быть недоступна любовь?
Так что этот маленький, тихий кластер был идеален для них обоих. Эйтиль проводила дни в старом фруктовом саду, наслаждаясь тишиной и покоем. Катиджан же спускался в подземные залы, предназначенные для обучения молодых магов, а потому защищенные от огня. В этих каменных стенах, покрытых черным слоем сажи, он снова и снова старался вернуть ту самую первобытную магию, которой ему едва удалось коснуться.
Результат пока не радовал, но и Катиджан не собирался сдаваться – просто не мог. Обычно он утешал себя тем, что никто не видит его неудачи, можно пытаться сколько угодно.
Но сегодняшний день стал исключением.
– Ты ведь понимаешь, что распрощаешься с крышей до того, как чему-то научишься? – деловито поинтересовался Цезарь. – Братишка, завязывай с этим, ты слишком зациклен. Ты похож на одну из тех безумных бабок, которые побираются по мусоркам и тащат всякий хлам в свою роскошную квартиру с трехметровыми потолками. Спроси их, зачем им это, – хрен ответят, но не прекратят вести себя как жуки-навозники.
Цезарий Инанис был младшим сыном правителя клана. Перед ним в очереди на трон стояли два молодых сильных брата, да и его отец не собирался поддаваться немощи, он мог держать корону еще не один десяток лет. Понимая это, Цезарь не слишком озадачивался своей репутацией и вел себя так, как душе угодно. Чаще всего это сводилось к поступкам и повадкам бродячего арлекина.
Его побаивались даже в родной семье, не говоря уже о других кластерных мирах. При своем взрывном характере, Цезарь был непредсказуем и дьявольски силен, это внушало опасения. Кому-то другому не простили бы такое могущество, однако его спасало громкое имя: любой наемник, покусившийся на него, рисковал навлечь на себя гнев всего клана Инанис. Поэтому Цезарю старались лишний раз не перебегать дорогу и относились к нему, как к стихийному бедствию.
Из всей семьи Катиджан, пожалуй, понимал его лучше всего, потому что они росли вместе и были во многом похожи. Он не боялся Цезаря и уж точно не собирался заискивать перед ним. Поэтому он продолжал тренировки, не обращая внимания на молодого мага, расхаживавшего по залу.
– Моя зацикленность раздражает тебя лишь по одной причине, – заметил Катиджан.
– Это по какой же?
– Я тебя не развлекаю, а ты привык, что перед тобой все задницами крутят.
– Очень мне нужна твоя задница! – фыркнул Цезарь. – Я, может, поговорить с тобой по душам хочу, как с братом, а ты стоишь тут и руками размахиваешь!
– Во-первых, не руками размахиваю, а пытаюсь призвать белое пламя. Во-вторых, какое «как с братом», если я тебе в буквальном смысле брат? В-третьих, говори, работа с магией никогда не мешала мне слушать.
Цезарь гневно фыркнул и бросил на брата недовольный взгляд. Глаза у него были светло-карие, как пламя свечи, а не серые или синие, как у многих в их клане.
Он понимал, что спорить с Катиджаном бесполезно – кого-то другого он мог заставить бросить все дела и слушать, но только не его.
– Ладно, – вздохнул Цезарь. – Скажу так, раз беседовать в цивилизованных условиях ты не хочешь. Дело в женщине.
– У тебя не получилось ударить кого-то дубинкой по голове и уволочь в пещеру?
– Я серьезно!
– Я тоже.
В клане Инанис было принято любить себя – и больше никого. К бракам в их семье подходили спокойно и вдумчиво: развлекались, сколько хотели, а потом просто выбирали самую подходящую партию, способную дать здоровое потомство.
Катиджан не сомневался, что и для его жизни подготовлен этот сценарий, пока не встретил Эйтиль. Но Цезарь… нет, от романтика в нем лишь то, что он может с умилением любоваться пламенем пылающих городов. С женщинами у него был разговор короткий: он выбирал ту, что ему нравилась, и проводил с ней ночь, на утро уходил, не удосужившись запомнить ее имя. Он никогда ничего не обещал своим случайным любовницам, иногда даже не платил им, но все они неизменно вспоминали его с обожанием.
Он не влюблялся даже в юности, когда приходит лучшее время творить глупости. А сейчас, в двадцать шесть, он должен был поумнеть и понять, как складываются отношения в клане Инанис. Из-за этого его желание поговорить по душам казалось вдвойне странным.
– Она понравилась мне, – признал Цезарь. – Не так чтобы прямо до сердечек перед глазами и поющих птичек, как у Диснея, но я не могу перестать думать о ней.
– А ко мне ты пришел, потому что?..
– Из-за нее, – Цезарь указал пальцем на закопченный потолок. – Из-за дриады твоей. Ты первый в нашей семье пошел против правил – по крайней мере, на моей памяти. Сначала мне это показалось признаком размягчения мозгов…
– Да, ты знаешь, как привлечь человека на свою сторону.
– Подожди ты со своим сарказмом, я не закончил! Но теперь мне кажется, что я начинаю понимать тебя. В том, что иногда из-за кого-то одного можно отказаться от всех других… и вообще много от чего отказаться. Это пугает меня, я понятия не имею, что делать! Как ты привык к своей дриаде, понял, что она особенная?
Катиджан в очередной раз провел в воздухе руками, но белых искр по-прежнему не было. Он устал, даже при его упрямстве каждая сорвавшаяся попытка подтачивала его силы. Поэтому он решил позволить себе небольшую паузу и все-таки поговорить с Цезарем, тем более что любая откровенность с его стороны была редким зверем, появляющимся, пожалуй, раз в сотню лет.