Дети декабря
Шрифт:
Петра устроилась на диванчике, поджав под себя ноги. На экране ноутбука расхристанный парень насаживает на вилы обнажённую плоскогрудую девицу. За убийством – кровь почему-то кислотного, как у Хищника, цвета – наблюдает ещё одна чешка, но у этой грудь притягательно больше.
– Это кино? – морщусь я.
– Да. Знакомый – режиссёр.
– Он снял это?
– Да, – не без гордости.
Мне до покалывания в ступнях хочется знать, что у Петры общего с её знакомым.
– Откуда ты его знаешь?
– Экс-бойфренд.
– И много кино он снял?
– Что?
– Сколько
– Один, два. – Петра показывает, чтобы я дал ей колбасы.
– Как его зовут? – Выпиваю водки раньше, чем собирался.
– Мартин.
Как гуся. Он, наверное, и сам похож на гуся: высокий, надутый, со здоровенным кадыком и ещё большим носом. Так я его представляю.
– Он режиссёр клипу. Музыкант.
– Рок?
Петра кивает.
– На что похоже?
– Radiohead, – отвечает не думая; наверняка то, что говорил ей сам Мартин.
– А из более старого?
На этот раз Петра задумывается:
– Joy Division, INXS.
Мне безразличны и те и другие, но я вспоминаю, как закончили Кёртис и Хатченс [15] , и Мартин уже не видится мне столь непобедимым.
– Отлично, – говорю я. – Кстати, откуда ты знаешь русский?
– Много в Киеве. Тут все говорят русским.
Ей заметно надоедает наш разговор. Она хочет, чтобы мы смотрели фильм Мартина. А я хочу её сзади. Желательно перед зеркалом. Чтобы, как говорят крутые парни в крутых американских фильмах, стереть с её лица эту дурацкую ухмылку.
15
Иэн Кёртис (1956–1980) – лидер группы Joy Division, повесившийся через несколько недель после первой попытки самоубийства. Майкл Хатченс (1960–1997) – лидер группы INXS, покончивший с собой в состоянии депрессии, под действием наркотиков и алкоголя.
Фильм Мартина слизан с «Прирождённых убийц» Стоуна. Только главный герой похож не на Вуди Харрельсона, а на Гарри Поттера, и когда он убивает очередную девицу, то забавно, словно псина, дёргает носом.
Не знаю, говорить ли об этом Петре. Критиковать ли её бывшего? Рекомендации тут могут быть разными – я бы остановился на «сказать», – но чешки непредсказуемы. Во всяком случае, в моём сознании.
– Мартин ругал себя. За фильм. Как он сыграл.
Ещё и актёр, вот как! Вездесущий Мартин. Сперва это злит, но я присматриваюсь к ухудшенной, пускающей слюни версии Гарри Поттера и вскоре, наоборот, воодушевляюсь. На его фоне я Вуди Харрельсон.
– Нормально.
– Ревность к актрисам.
– Ты ревновала его к актрисам? Зря! Ты намного шикарнее!
Петра поворачивается ко мне. Взгляд у неё насмешливый, глаза светло-голубые, сереющие ближе к зрачку. Губы пухлые, чуть обветренные, хочется облизнуть. Пробую целовать, но Петра отстраняется:
– Надо смотреть фильм.
Вновь пристаю. И вновь тщетно. Она сидит, не реагируя, в пассивном ожидании из серии «ну и что дальше?». Если бы в таблице Менделеева использовались картинки, то бром обозначался бы фотографией Петры.
Но то, что я здесь, в её квартире, а она на диванчике, переодевшаяся, пьющая пиво,
– Ещё пива?
– Можно.
Приношу с кухни две банки. Отпив из своей, добавляю туда водки. Мне кажется это вполне обыденным, хотя и без брошюры об алкоголизме всё ясно, но Петра удивлена:
– Водка с пивем?
– Да.
– Это… плохо.
Не вредно, не убого, не дико, а именно плохо. Точное слово. Как в стишке, что такое хорошо и что такое плохо. Надо придумать нечто подобное для взрослых, а то совсем запутались, с либеральными-то свободами и плюрализмом мнений.
Мартин не только глуп, но и удивительно долог. Наверное, в сексе это и плюс, хотя, по словам уролога Мовсесяна, нормальный половой акт длится 2 минуты 36 секунд, но для немых фильмов – просто-таки катастрофа.
Но вот Мартин воздевает ко мглистым небесам руки – катарсис, осознание, конец. Интересно, у немых чешских фильмов есть саундтрек, или титры идут в драматической тишине?
Кладу руку на бедро Петры. Мягкая хлопковая ткань. Приближаюсь, чувствуя сладкий запах. Целую в обветренные губы, сталкиваясь с юрким язычком. Руку на грудь, после в трусики. Возбудить и тащить на кухню. Хочу, как князь Владимир, видеть левый берег, когда буду трахать Петру.
Вспоминаю памятник. И подсвеченный зелёным крест. Нет, плохая идея.
Лучше здесь. Чтобы немое чешское кино не кончалось. Смотри, Мартин, я трахаю твою Петру! Сглотни, улыбнись в камеру, сука!
Я близок к вторжению советского танка на влажную улочку Праги, когда стук в дверь оглушает, сбивает с ритма, и сексуальная аннексия откладывается.
– Надо открыть. Друзья.
Голос Петры спокоен. То ли я неубедителен, то ли она из ценного материала для деревянных поделок.
– Не надо!
– Надо. Ключ в двери.
– Открывай.
Быстрая капитуляция. Ничего – утешиться водкой, – это временное отступление. Слышишь, Мартин?
Друзья Петры вваливаются радостные, хохочущие, возбуждённые. Четыре парня и пять девушек. Длинный, похожий на Дирка Новицки [16] блондин с носом-флюгером ставит пакеты «Метро» на полосатый линолеум.
– Ещё кто-нибудь будет? – шёпотом уточняю у Петры.
– Будет.
Парни примерно все одинаковые: высокие, тощие, светловолосые. Девушки, наоборот, грудастые, низенькие.
– Вадим, – представляет меня Петра.
Киваю, слушая ответные имена:
16
Немецкий баскетболист.