Дети Есенина. А разве они были?

Он посмотрел на уличные часы: 18.17. С досадой поморщился: черт, опаздываем. Ну что, так и будем стоять?.. Бросил косой взгляд направо: так, журналисты-штатовцы уже на месте, вот тот, с фотокамерой, кажется, из «Нью-Йорк таймс», а этот… Да ладно, не имеет значения… Оглядел своих ребят, сделал глубокий вдох и чуть заметно кивнул головой: «Начинаем!» Первым он выдернул из-под полы пальто и высоко поднял над головой плакат: «Уважайте Конституцию (Основной закон) Союза ССР!» Боковым зрением Алик засек: слева взмыл еще один – «Требуем гласности суда над Синявским и Даниэлем!» На мгновение впереди мелькнул третий – «Свободу Владимиру Буковскому и другим…», но тут же исчез, словно державший его парень с головой нырнул в прорубь.

Как в замедленной съемке, он видел, как из листа ватмана чьи-то цепкие пальцы «с мясом» выдрали крамольное слово «…гласности» – там уже зияла дыра, и теперь призыв выглядел вполне благопристойно и даже верноподданнически: «Требуем…

Стоявший чуть в отдалении капитан Полухин засек время: служба уложилась в одну минуту. Грамотно сработали. Заранее просочившиеся в хлипкую (максимум – человек 40–50) толпу демонстрантов наши люди профессионально – крепко и вежливо – извлекли из нее с десяток «активистов» и еще столько же «сочувствующих» и уверенно, сжимая в дружеских объятиях, повлекли за собой прямо к притормозившей перед носом черной «Волге»: первый пошел! Следующая машина подкатила без задержки: еще один! В распахнутые двери третьей затолкали сразу двоих. Это уже был перебор, ведь предупреждали – отсекать любые лишние контакты между задержанными… Ладно, сделано – бог с ними! Разве что эти, с фотоаппаратами засуетились…

– Все, что произошло, запомнилось отрывками, – уже дома, на кухне рассказывала Людмила Алексеева [1] , которой отвели роль стороннего наблюдателя за событиями на Пушкинской. – Человек двадцать пробежало мимо меня, и транспаранты исчезли раньше, чем я успела прочитать хотя бы одно слово, на них написанное… Через три минуты демонстрантов уже не осталось.

– …Идиоты, – бормотал какой-то мужик, отиравшийся рядом с Полухиным. Носком ботинка он поддел грязный кусочек ватмана с обрывком слова «глас…», – один мусор от них. Да пропустите же, чего стоите, как пни? Дайте пройти! – Он стал протискиваться сквозь людей, окружавших памятник. Наконец выбрался – и круг вновь плотно сомкнулся.

– День Конституции отмечаем, ребята? – со смешком брякнул еще кто-то за спиной. – Разве ж так это делается?.. Давайте я мигом в «Елисей» слетаю, а?..

«Поволокли нас куда-то, мы еще не знали куда, – рассказывал потом Александр Сергеевич Есенин-Вольпин. – Меня взяли под руку и повели в сторону памятника Долгорукому. Там у них был какой-то штаб. Разговаривал со мной довольно грузный человек, коренастый. Не совсем культурный. Говорил мягко. Он представился работником Моссовета… Была беседа, толкли воду в ступе, – тягомотина: «А почему вы тут пишете то-то? Почему вы собрались в День Конституции?.. Кому вы это обращение показывали?»

– А почему я об этом должен говорить?

Молчание. Потом:

– Вас задержали с лозунгом в руках…

– Не я же себя задерживал. Зачем меня вообще задержали?

– Нет, ну все-таки был у вас лозунг «Уважайте Советскую Конституцию»? Был?

– Да, был.

– Зачем вы написали такой лозунг?

– Чтобы уважали Советскую Конституцию.

– А что, вы считаете, что ее кто-нибудь не уважает?

– Если человека, стоящего в День Конституции с таким лозунгом, волоком тащат с площади, то, наверное, эти люди не очень уважают Конституцию.

В общем, поговорили… Дальше он сидел там, в этом «штабе», еще часа три, наконец, отпустили.

Дома Александр Сергеевич не спеша отряхнул от снега пальто, помыл руки, а потом, пройдя на кухню, первым делом сказал Вике:

– Зря мы делали лозунги на бумаге. Их легко порвать. На будущее надо будет учесть: обязательно нужна матерчатая подкладка.

Жена молча кивнула. Потом посоветовала: «Алек, ты позвони Алексеевой. Она там дома, уже вся извелась, наверное». Позвонил:

– Все в порядке, девочки… Да, я уже дома. Очень мило побеседовали. Предлагали объяснить, с какой целью я организовал демонстрацию. Сказал: «Добиться гласности суда». А мне сказали, что у нас и так все суды открытые… Ладно, пока. Встретимся, поговорим… А вы как там? Хорошо?..

Вика сидела у окна и смотрела, с каким аппетитом муж поглощает приготовленный на всякий случай ужин (она не была уверена, что он вернется после сегодняшних событий, и вообще, с ним она ни в чем не была уверена). Наконец тихо спросила: «Ну что, доволен?»

– Ужином – да, – улыбнулся он. – А всем прочим, Вичка, еще не знаю…

Принятыми мерами удалось предотвратить активные попытки отдельных участников сборища вызвать беспорядки и выступить с демагогическими заявлениями.

С помощью заранее подготовленного комсомольско-оперативного наряда и дружинников было задержано и опрошено в городском штабе народных дружин 28 человек. В числе задержанных: 11 студентов, 11 молодых специалистов, 1 рабочий, остальные – без определенных занятий. 12 задержанных являются членами ВЛКСМ.

Необходимо отметить, что среди наиболее активных участников сборища 7 человек, известных как душевнобольные: четверо из них (Вольпин (Есенин), Галансков, Титов, Хаустов) и ранее принимали участие в различных антиобщественных проявлениях.

Сборищу у памятника Пушкину предшествовало распространение в высших учебных заведениях и молодежных клубах анонимного обращения с призывом принять участие в «митинге гласности» с требованием открытого судебного разбирательства по делу Синявского и Даниэля.

Предварительный анализ, а также материалы о других идеологически вредных проявлениях среди творческой интеллигенции и молодежи свидетельствуют, прежде всего, о слабой действенности политико-воспитательной работы, особенно в высших учебных заведениях.

Не оказывают необходимого политического влияния на молодежь и многочисленные творческие союзы и литературные объединения. В отдельных литературных объединениях нашли себе прибежище антиобщественные элементы, занимающиеся сочинением политически вредных произведений и толкающих молодежь на демагогические выступления. Некоторые из этих «произведений» передаются на Запад и используются в антикоммунистической пропаганде.

Полагал бы целесообразным поручить Московскому городскому комитету партии рассмотреть вопросы, связанные с усилением воспитательной работы, особенно среди творческой интеллигенции и студентов высших учебных заведений.

Комитетом госбезопасности принимаются меры к выявлению инспираторов антиобщественных выступлений и пресечению с их стороны возможных враждебных действий.

Прежде чем поставить подпись, Семичастный [2] в который раз перечитал свою докладную, запнулся на фамилии «Вольпин», раскрыл лежавшую рядом толстую папку с установочными данными на опасного «фигуранта»: «Вольпин Александр Сергеевич, род. 12 мая 1924 года, г. Ленинград…»

– Ишь ты, ровесничек, сука, – не удержался Владимир Ефимович. – И когда же ты угомонишься?! Правильно его Никита тогда назвал: «ядовитый гриб»… Гаденыш. – Генерал подчеркнул красным карандашом строку в справке: «Отец – Есенин Сергей Александрович, поэт, мать – Вольпин Надежда Давидовна, переводчик художественной литературы…» – Все ясно с тобой, математик. Стало быть, ты у нас Есенин-Вольпин. Отца позоришь, отщепенец…

– …Как говорил незабвенный товарищ Вышинский, каждый подследственный требует к себе диалектического подхода, – продолжил Коля Вильямс свой потешный тост в честь «именинника» Алика.

Алексеева шутливо шлепнула мужа по руке: «Коля, ты лучше расскажи, какие об Алике сегодня оды и легенды по Москве слагают».

– О да! – спохватился Вильямс. – Слушай, Алик [3] . Забрели мы позавчера с Витькой Иоэльсом в «Яму» в Столешниковом продолжить отмечать день его зачатия. Ну, ты этот бзик его знаешь – день зачатия… Слов нет, вполне приличным пивко оказалось, свеженьким…