Дети Филонея
Шрифт:
— Все нормально. Нам было на что посмотреть. Владик, я рада, что ты хотя бы здесь определился.
Она говорила немного хрипло, и всем стало неловко. Лиза переводила глаза с одного на другого. Но в отличие от остальных она не забыла, зачем они здесь собрались. Пора было брать быка за рога.
— Ульяна Николаевна, — начала она, старательно хлопая ресницами, — а что вы там задумали с вашим Назаром?
— Он не мой, — вспыхнула Ульяна.
Она ничего не понимала. Почему Влад до сих пор держит ее за руку? Почему они сидят, как новобрачные, — за одним столом с его женой? Почему Лиза свободно говорит "о делах" при
И она рассказала — о сделке, заключенной с Назаром, и о предложении Адольфа. О том, что уже в понедельник она примет участие в эксперименте. О том, что она не собирается быть слепым орудием ни подпольщиков, ни Организации, но не знает, как это сделать. Она умолчала только об одном: о том, что Организация не позволит им с Владом быть вместе.
— Так вы все другие Мифы увидите? Ни фига себе! — ахнула Лиза.
— Ты должна отказаться, — заявил Влад. — Черт, я ведь мог вообще не узнать, во что ты ввязалась. О чем ты думала?
— Вероятно, о тебе, — сказала Лена, затягиваясь тонкой сигаретой.
Влад замолчал. Он не поднимал глаз от стола и лишь крепче сжимал Ульянину руку.
— За меня не беспокойся, — сказал он наконец. — У меня есть план. Думаю, скоро я буду на свободе.
— А я? — возмутилась Лиза.
— Да, ты еще… — Влад досадливо покачал головой.
— Даже если ты убежишь, — сказала Лена, — что дальше? Всю жизнь прятаться? Это не для нас, слабонервных. Если ты действительно решила всех спасти, — покосилась она на Ульяну, — то надо принимать предложение Адольфа.
— Лена тоже… получила Свойства, — пояснил Влад. — Неизвестно как и к тому же наполовину. Феномен… Она поэтому и попросила меня тогда приехать.
— Я очень испугалась, — подтвердила Лена.
— Понимаю, — сдержанно кивнула Ульяна.
— Влад мне все объяснил. И… больше между нами ничего не было, — отрезала Лена.
Лиза закашлялась. Рука Влада слегка дернулась. Ульяна этого не заметила, потому что ее пальцы тоже задрожали.
— Наша беда — в отсутствии информации, — сказала она. — Мы тыкаемся, как слепые котята, и не заметим, как свалимся в пропасть. Чтобы уцелеть, надо все знать и понимать. Эксперимента я не боюсь. Может, напрасно, но почему-то мне не страшно. И того, что меня обманут, я тоже не боюсь. Я буду осторожной, постараюсь действовать по обстоятельствам. Как говорится, делай, что должен, и будь что будет. А до понедельника еще надо дожить.
Они выходили из кафе все вместе. Но как-то так получилось, что Лиза задержалась припудрить носик, а Влад расплачивался у стойки. Лена и Ульяна ненадолго остались вдвоем.
Лена как будто ждала этого.
— Значит, так, подруга, — сказала она без всяких предисловий. — Я собиралась сегодня поговорить об этом с Владиком, но вижу, что надо говорить с тобой. Давай поделим территорию. Здесь он твой. Но там — не вмешивайся. Что скажешь? Согласна?
Ульяна смутилась. Вроде бы требование Лены было со всех сторон справедливым. И все-таки оставалась двусмысленность. Разве Влад в обеих Реальностях не один и тот же человек? Но раздумывать об этом сейчас не хотелось. Ульяна чувствовала безграничную щедрость победителя. Ей хотелось дарить.
— Согласна, — ответила она.
Подмосковье, ноябрь 1761 года
Неуютно иностранцу в России. Особенно плох ноябрь — безрадостный, холодный, сырой и промозглый. Куда ни глянь — ни одного яркого пятна. Хоть бы девка в цветастом платке, или рыжая собака, или клен в золотой листве… Только пятятся от дороги убогие крестьянские домишки. И воры, воры кругом…
Хорошо хоть с лошадью не обманули. Кобылка редкой мышастой масти, с полосатыми ногами, как у диких степных предков, уверенно отмахивала пятую версту. Ей нипочем, что на дороге — тяжелая снежная каша, покрытая грязной черноватой коркой.
Всадник то и дело бросал поводья, срывал перчатки и растирал замерзшие руки. Слушая безнадежный вороний грай, он вспоминал свой первый визит в эту страну шестнадцать лет тому назад. Тогда была весна. Ах, какая тогда была весна!
Генри Флетчеру тогда едва исполнилось двадцать два года. Его только что посвятили в рыцари Мальтийского ордена — высокая честь для дворянина из захудалого рода. Он ехал в Россию просто как посыльный. Он был обременен тайнами и обетами. Но подмосковные сады пенились черемухой и вишней, пчелы и птицы перебивали друг друга, просвечивала на солнце розовая кисея… Да, натворил он тогда дел…
Ну, вот, наконец, и усадьба. Изуродованные ножницами липы развернулись аллеей, а потом показался дом. Его отражение дрожало в незамерзшем пруду — розовое на сером. Такие краски бывают во сне, подумал Флетчер. Ими окрашен призрачный мир, куда попадаешь ночь за ночью, но куда нет ходу наяву. Розовые стены и далекая вишневая весна столкнулись, как два бокала с шампанским вином, и примирили Флетчера с холодом и с убогим пейзажем. Россия… Как долго он ждал этой встречи…
У крыльца Флетчеру сообщили, что его сиятельство граф ожидает в голландском домике. Молодой нагловатый слуга вызвался проводить. Бросив лошадь, Флетчер широким шагом миновал садовую дорожку. Внезапно у него за спиной послышался тоскливый, мяукающий звук.
— Павлины, — пояснил слуга. — Барин птиц любит.
Граф Петр Борисович Шереметев, нестарый еще мужчина, краснощекий, в напудренном парике, сам встретил гостя в сенях. Флечер скинул промокший плащ и остался в шерстяной дорожной робе. Отдавая дань вежливости, отстегнул шпагу. Извинился за лужу, натекшую на узорный паркет с его высоких сапог.
Гостя ожидал камин. Флетчер с наслаждением протянул руки к огню. Хозяин уселся в кресле — вальяжно и царственно, как подобает баловню Фортуны. Долгополая шуба вместо домашнего халата придавала ему совершенно варварский вид.
— Вы уж простите, сударь, что загнал вас в такую глушь, — сказал Шереметев. — В письме гроссмейстера говорилось о вашем инкогнито. А где, как не в деревне, искать уединения? Впрочем, это зимой у нас скукотища — удавиться впору. Летом весело. Видали мою потешную флотилию? — хозяин кивнул на мутное, запотевшее окно.
Флетчер послушно посмотрел в протертую прогалинку. На пруду, у противоположного берега, сиротливо жалась друг к другу стайка расписных галер. Гроссмейстер? Шереметев, наверно, имел в виду туркополиера — главу английского приората. В последние годы Орден очень интересовался Россией. Он видел в этой дикой и сильной стране союзника против турецкого флота. Но визит Флетчера не имел отношения к внешней политике и к делам Ордена вообще.