Дети Гамельна. Ярчуки

Валин Михаил

«Боже, если ты все же есть на небе, – взмолился капитан, – помоги мне саморучно их всех не поубивать!»

– Хорошо, если нашего неведомого дружка действительно сожрала змея, а не кто-либо иной, – вернулся к разговору Мирослав. – Ночные тут тоже водятся. Всякие. Степь – она древняя. Помнит многое…

– Расскажи, – сквозь зубы бросил Угальде. Лейтенант вернул клинок на место, но на Збыха таращился кровожадно. Литвин не отставал…

– Да тут и рассказывать особо нечего. Я-то не учёный. Но если не растекаться словесным поносом, то жил

здесь задолго до всех библейских времен народ, что привносил в жизнь народов, живших по соседству, много доброты, тепла и всяческих чудес. Волосы врагам отрезал вместе с кожею и возил, прикрепив к седлу. Поговаривают ещё, что любимым напитком у тех степняков была жаркая кровь врага, которую они пили прямо из горла, до конца его, в смысле врага, не прирезав. Опять же, якобы могли живому вражине печенку выгрызть. Но это вряд ли, – капитан почесал подбородок. – Я как-то пробовал. Очень неудобно – ребра в рожу колют. Послушать ученых про этих самых скифов, и выйдет, что они куда хуже турок с маврами. Но так, думаю, и не бывает – агарян переплюнуть трудновато. Да и рассказы о том, что творили местные, скорее всего, враньё. В людском обычае приписывать соседям всякие мерзости. Хотя, та же шляхта свой род от этих злодеев выводит…

– Может и не врали, – пожал плечами Угальде. – Один мой товарищ из Бразилии, тот самый, что из бывших вояк, нечто подобное рассказывал и о тамошних аборигенах.

– Признаюсь, я не верю, что скифы ближе к Ночным, чем прочие люди.

– Шкифы? – не сумел справиться с трудным словом Збых. – Герр капитан, а что эти твои «шкифы» знали о змеях?

– О змеях? – задумался Мирослав. – Не считая того, что Апи – змееногая женщина, то, можно сказать и ничего не знали.

– Апи?

– Их божественная мать, – выпустил капитан в бархатное небо колечко дыма.

– Знаешь, эль команданте, – тихо сказал испанец, – я начинаю верить в те россказни...

– Эй, мои любезные, выходим до рассвета! – неожиданно сказал Мирослав. – Кто будет зевать в седле – разобью морду!

Банда, ворча и оглядываясь на окружающий мрак, начала готовиться к сну. Вытаптывали траву, расстилали одеяла с плащами – что у кого было…

Капитан, дождавшись того момента, когда заснули все бойцы, кроме тех, чей черед охранять сон товарищей, сам лёг у стены и, глядя в небо, слушал, как потрескивают угольки в костре. И не заметил, как провалился в сон.

***

...Каменные стены возносились до самых туч, упираясь зубцами в серые подбрюшья. Откуда-то сверху слышалась ругань, летели камни, изредка доносились хлопки выстрелов – враги сидели в осаде не первую неделю и порох берегли, стреляя лишь наверняка. Ну или когда страх до последних костей пробирал.

Хлюпала под ногами болотная жижа, так и норовила перелиться в сапоги. Вода и грязь были повсюду, тяжелый бердыш ощутимо колотил обухом по загривку, пищаль оттягивала руки. Ударило в плечо, будто тараном, опрокинуло на спину...

Светлые, будто тот, кто писал образ, без меры развел краску, глаза смотрели прямо в душу. А губы, яркие, чуть припухшие – будто искусанные-зацелованные, шептали:

– Я тут...

Над ухом точно бомбарда

разорвалась. А после такая канонада разразилась, что хоть святых выноси. Мирослав сбросил попону, которой прикрывал мёрзнущие ноги, выдернул из кобуры-напузника “утиную лапу”. Трехствольный пистолет плевался пулями куда меньшими, чем могли изрыгнуть старшие рейтарские братья, но был удобнее в тесноте свалки.

Капитан с вывертом ущипнул себя за плечо, взвыл от боли, зато проснулся окончательно. Ему доводилось бывать в борделях. Один раз даже в борделе горящем. Но то, что творилось здесь – было хуже. Полковые фрау разбегались с визгом, но хоть без стрельбы.

Мирослав прочистил глотку, набрал полную грудь воздуху и взревел так, что, наверное, в самом Стамбуле султан икнул. Вроде подействовало – мельтешения стало поменьше.

Первым на командирский рык явился лейтенант. Испанец был без своего роскошного пояса, зато с двумя пистолетами в руках.

– Что случилось?

– Густав, что был дозорным, что-то увидел, начал стрелять. Остальные спросонок поддержали. Ну и я сдуру, – повинился Угальде и смахнул кровь с рассеченного лба – видать, со стеной встретился. Древний саман выдержал, а старая голова – не особо.

Капитан выругался затейливо и длинно. Помянул пап – лейтенантова и Римского, всех «посланных» с их «благими вестями», и всех виновных в том, что он не сидит в кабаке с пивом и девками, а мучается посреди степи с дюжиной кретинов!

– Всё сказал? – Угальде дождался, пока у командира кончится дыхание.

Мирослав добавил еще пару витков к узлу ругани, глотнул из протянутой лейтенантом фляги.

– Никого не пристрелили с перепугу?

– Да вроде нет, но ещё не проверяли, – признался заместитель и умчался собирать бойцов.

– Там, там, баба была! Лохматая! – трясся дозорный, поднявший тревогу. Все свои четыре пистолета он разрядил в куст, что рос в десятке шагов от границы, очерченной пламенем костра. – Она за кустом стояла! И на вас всех смотрела, будто сожрать собиралась!

– С сиськами? – хмуро спросил Мирослав.

– Что? – не понял Густав. – Кто с сиськами?

– Баба была с сиськами?

– Нет…

– И в руках у неё ничего не было?

– Да вроде ничего…

– И зачем же ты стрелял? Может, это и вовсе мирная селянка была?

Дозорный посерел лицом – точь-в-точь как небеленое полотно, но лишь замотал головой.

Впрочем, то, что наёмников навестила вовсе не селянка, стало и так понятно, когда подсветили факелами. Пропала одна из запасных лошадей. Не растаяла в ночи – в реденьком ивняке остался след, будто турки пушку к Константинополю волокли…

***

– Капитан, – тронул за плечо Збых, – сходишь со мной?

Литвин выглядел на удивление серьезным – будто и не он вовсе.

Мирослав перемену оценил.

– Сам не справишься, княжич?

– Мы и с тобой вместе не справимся. Но попробовать надо.

– Ну надо, так надо, – криво усмехнулся капитан и кивнул испанцу, который словно ненароком оказался рядом.
– Диего, мы с паном Збыхом отлучимся. Хочет он кое-что мне показать завлекательное. К рассвету вернемся. Если что…