Дети горчичного рая
Шрифт:
Кэт усмехнулась:
— Что вы, дядя Пост! Ведь это я прячу маму и заступаюсь за нее перед Фэйни и папой… Но когда-нибудь, когда я вырасту, я отомщу им за всё…
И тут старому почтальону осталось только изумиться мужеству маленькой девочки и ужаснуться ненависти, переполняющей ее детское сердце.
24. Сыщики на почте
Пользуясь неограниченной свободой, мы с тобой, читатель, перепрыгнем через несколько дней и застанем дядю Поста в почтовой конторе разбирающим корреспонденцию, предназначенную к отправке.
Это была огромная, пестрая груда писем, простых, срочных, заказных, отправляемых воздушным, водным, автомобильным и железнодорожным путем, писем с марками разного достоинства, на которых был изображен первый президент Америки — Георг Вашингтон.
Тут были письма на запад, на север, на юг и на восток Америки, в города Соединенных Штатов: в Буффало и Миннеаполис, Сан-Франциско и Новый Орлеан, в Милуоки и Чикаго, в Вашингтон и Нью-Йорк, в маленькие селения и рабочие поселки,
И были тут письма, адресованные далеко за океан: в Англию и Францию, в Египет и Палестину, в Японию и Корею.
Несколько писем было адресовано в Чехословакию, Польшу, Советский Союз. Письма эти дядя Пост отложил в отдельную пачку и сунул в ящик стола.
Кажется, он сделал это вовремя, потому что как раз в этот момент на столе в конторе зазвонил телефон, и начальник связи сказал:
— Хэрш, захватите с собой всю утреннюю почту и поднимитесь ко мне.
— Слушаю, сэр! — по-военному четко ответил дядя Пост.
Старый почтальон вызвал мальчика-рассыльного и вместе с ним погрузил на внутренний лифт всю остальную груду писем.
В кабинете начальника, как будто чем-то рассерженного, стоял, заложив руки в карманы брюк, знакомый нам сыщик Ньюмен и с ним два молодца, которым, казалось, надо было только крикнуть «пиль», чтобы они тотчас же бросились на указанную жертву.
— Если вы так настаиваете, можете ознакомиться еще вот с этими, — сказал начальник, кивая на письма, которые дядя Пост и мальчик сгружали в ручную тележку. Он обратился к старому почтальону: — Ваш район, кажется, числится за номером шестьдесят восемь, Хэрш?
— Так точно, сэр, — вытянулся дядя Пост. — Кварталы Восточной окраины, набережная по левую сторону, рабочие дома.
— Ага! Стало быть, весь Горчичный Рай тоже у вас? — процедил сквозь зубы Ньюмен. — Жалею вас. старина. Самый тяжелый район в вашем ведении.
Дядя Пост не отвечал.
— Можете идти, Хэрш, я вас больше не задерживаю, — сказал начальник.
— Слушаю, сэр!
Дядя Пост, не глядя на посетителей и, казалось, даже не видя их, вышел из кабинета. Но, едва закрыв за собой дверь, он вдруг хлопнул себя изо всех сил по коленке и состроил такую озорную и насмешливую гримасу, что мальчик-рассыльный удивленно спросил:
— Что с вами, дядя Пост? Чего это вы радуетесь?
— Я? Радуюсь? — изумился дядя Пост. — Что ты, Кобб! Тебе, видать, померещилось. И с чего бы это мне радоваться, скажи? Ведь я нынче даже еще не завтракал, все вожусь с этой проклятой почтой…
Между тем, пока за дверьми кабинета происходило это маленькое недоразумение, в кабинете двое молодцов и сыщик Ньюмен старательно разбирали корреспонденцию, доставленную дядей Постом. Они тщательно сортировали письма по странам, разглядывали почерки, иногда даже в лупу, а некоторые письма смотрели на свет.
Очевидно, сыщик не находил того, что искал, и потому раздражался. А когда ему попались конверты, надписанные еще не установившимся детским почерком и адресованные — одно в Натчез, а другое в Брикстон, он в раздражении даже отбросил их далеко от себя.
— Разбирай тут еще всякие ребячьи каракули! — проворчал он со злостью. — Мало у меня, что ли, настоящего дела!
Эх, Ньюмен, Ньюмен! Как вы недальновидны! Что бы вам вскрыть одно из этих писем, которые вы так небрежно отбросили! Быть может, именно в «ребячьих каракулях» нашли бы вы многое из того, что интересует и волнует ваших хозяев!
«Дорогая ма! — так начиналось письмо, адресованное в Брикстон, Мэйн-стрит, 11, миссис Смит. — Накопилось столько новостей — ужас, а писать было некогда, и ты, наверно, уже беспокоишься обо мне. У меня все в порядке, дорогая, и я, наверно, даже буду выступать на празднике и читать какие-нибудь красивые стихи о природе или о мечтах. Так мне сказал мистер Ричардсон, а устроил это все тот же Чарли Робинсон, и это необыкновенно хорошо и благородно с его стороны.
У него, бедного, большие неприятности, и я даже не знаю, чем все это кончится, потому что Фэниан Мак-Магон — очень злой и мстительный, а его друг Мейсон еще хуже, и оба они поклялись выжить Чарли из нашей школы и вообще извести всех цветных. В четверг на той неделе они устроили перевыборы старосты и хотели сделать старостой Мак-Магона. Для этого всех, кто стоял за Робинсона и был его другом, они затащили силой на четвертый этаж, в пустой кабинет, и там нас всех заперли, а сами на третьем голосовали против Чарли, и вышло так, будто за него почти никого нет. И Чарли стоял один против всех своих врагов, но это не помешало ему сказать замечательную речь, и многие наши ребята говорят, что он вел себя как герой. Я этой речи не слышала, потому что в это время сидела взаперти вместе с другими на четвертом этаже — меня захватили врасплох, и я даже не успела опомниться, как очутилась под замком. И, дорогая ма, мальчишки оторвали у меня рукав синего свитера, но это ничего не значит, лишь бы Чарли победил. К тому же я его уже пришила, то есть не Чарли, а рукав, так что ты не сердись. Все наши самые лучшие мальчики и девочки тоже пострадали, и мы сидели бы взаперти, может, до самой пятницы, если бы нас всех не выручил Василь Гирич. Он очень хороший мальчик, и его все наши уважают, потому что он друг Чарли и вообще очень способный и умный. Они вместе с Робинсоном построили автомобиль для гонок, и у него всегда в карманах
В эту минуту появился сам мистер Ричардсон, которому уже все было известно про заговор, и он спросил нас, честно ли проводились перевыборы, а мы хором закричали: «Нет!» Тогда он попросил «вождей» — Фэниана и Роя — объяснить ему все дело, но им было так совестно, что они не хотели ничего говорить. Все наши тоже чувствовали себя неловко, особенно те, которые держали сторону Мак-Магона. А потом пришел директор. Пока он не знал, что Фэйни опозорился, он был очень веселый, не похожий на себя, а потом сразу стал опять сердитый и набросился на Ричи и велел ему дать объяснение.
Дорогая ма, все мы очень боимся за Ричи, боимся, что у него будут неприятности. Ходят слухи, что директор и даже сам мистер Миллард за что-то им недовольны. Наверно, все это потому, что Ричи ко всем — и к белым и к черным — относится одинаково хорошо. И еще, наверно, потому, что он часто ходит на заводы и на верфи и разговаривает там с рабочими и учит их, Скажу тебе под большим секретом, ма: он каждый день проходит мимо тетиного дома, и почти всегда с ним идет кто-нибудь из рабочих. Мистер Ричардсон два раза не заметил меня, хотя я ему поклонилась. Только ты об этом, пожалуйста, никому не говори. Об этом знает только Чарли, но он велел мне молчать до самой смерти.
Мамочка, не посылай мне рисунков для вышивания. Они были нужны мне для Патриции Причард, но я уже три дня не разговариваю с ней и не буду дружить больше никогда в жизни. Это — трусиха и предательница! А еще говорила сама о себе, что она «высшая натура». Если все «высшие натуры» такие, то пусть лучше я буду самой низшей! Я так на нее зла, что даже не могу сейчас написать тебе, что она сделала!
Должна тебе признаться, ма, что я из-за всех этих неприятностей порядком запустила занятия. Все у нас зовут Фэйни и Роя «фальшивыми вождями», и они так злятся, что ни с кем в классе не разговаривают, даже со своей компанией. Все-таки я уверена, что они так этого не оставят и подстроят Чарли какую-нибудь гадость, Поэтому я решила, что буду ангелом-хранителем Чарли и всюду буду ходить за ним и следить за теми мальчишками. Вчера Патриция подлизывалась ко мне, а я была непреклонна. Чарли говорит, что я очень к ней строга, что Патриция просто растерялась и не хотела сделать ничего дурного, но я этому не верю. Напиши мне скорее, что ты обо всем этом думаешь.
Мери Смит считалась в школе самой аккуратной девочкой, и письмо ее лишний раз это доказывало. Написанное на розовой бумаге чистым, круглым почерком, оно выглядело таким же аккуратным и прибранным, как его отправительница.
Приятно было держать в руках такое письмо! Зато о другом послании нельзя было сказать ничего похожего. Адресованное на Юг Соединенных Штатов, в город Натчез, письмо это носило на себе следы спешки и небрежности. Вот оно:
«Дорогой отец! Вы упрекаете меня в том, что я трачу слишком много денег. Но вы же сами не раз говорили, что я характером весь вышел в дедушку. А даже последний негр у нас знает, что дедушка был азартный игрок и политик.
Сейчас я не играю ни в карты, ни на собачьих бегах, дорогой отец. Как говорят у нас в школе, я «делаю политику». Мы с Мак-Магоном хотим очистить воздух в школе.
Отец Фэниана вполне согласен с нами и помогает чем может, но сделать это не так легко. Дело в том, что у многих ребят чувствуется красный дух. Вообще в этом смысле у нас здесь неблагополучно, и я вспоминаю все, что вы говорили о коммунистической опасности. В особенности один учитель — Ричардсон — у нас на подозрении и еще вся компания нашего черномазого старосты. Мы уже собрали с Мак-Магоном кое-какие факты и на днях сообщим их кому следует. Так что вы видите, дорогой отец, я занимаюсь не глупостями, как вы пишете, а такими делами, которые и вы одобрили бы, будь вы здесь.
Очень прошу вас прислать мне еще хотя бы десять долларов.
Ox, как злился бы Ньюмен, как распекал бы своих подручных, если бы знал, какую добычу выпустил из рук! Много дал бы он за то, чтобы ознакомиться с содержанием приведенных писем.
Но Ньюмен ничего этого не знал. А потому, просмотрев еще сотни три писем, он зевнул и объявил:
— Сегодня ничего интересного для себя я не нахожу. Загляну еще как-нибудь на днях.
— О-кэй, — кисло сказал начальник.
25. Нэнси заменили