Дети Линзы-3: Дети Линзы
Шрифт:
— Но что с ней можно сделать! — едва слышно спросил министр финансов.
— Ничего, — голос Киннисона звучал спокойно. — Это сделано раз и навсегда. Куда исчезает свет, когда выключают лампу? От него не остается следов. В двух галактиках сотни миллионов планет. Только в одной Вселенной — нашей собственной миллионы и миллионы галактик. А Вселенных бесконечно много даже слишком много, они рядом друг с другом, как страницы в книге, только тоньше в гиперизмерении. Так что вы сами можете вычислить шанс найти президента Ренвуда или похитивших его босконцев — он так близок к нулю, что неотличим от него.
Министр финансов был подавлен.
— Вы хотите сказать, что от гиперпространственной
— О нет, я этого не говорил, — напряжение сразу ослабло. — Я хотел только сказать, что мы ничем не можем быть полезны президенту и его помощникам. Трубу можно заметить и выстрелить в любого проходящего по ней, как только его станет видно. Вам нужна пара ригелианских или ордовикских линзменов. Я позабочусь об этом. Не думаю, что когда они прибудут сюда, все успокоится, — он не стал говорить об известном ему неприятном факте, что враг мог проникнуть в любое место на любую другую планету, не охраняемую линзменом, способным почувствовать неосязаемую структуру силовой сферы.
Расстроенный, линзмен снова направился в космос. Это было ужасно — все происходит в его отсутствие, а когда он приходит, ему уже нечего делать. Как можно сражаться с тем, чего нельзя видеть, чувствовать или ощущать? Но не стоит бессильно грызть локти, надо найти какую-нибудь зацепку.
Прежние подходы тут не годились — Киннисон был уверен в этом. Босконцы, виноватые во всем, хорошо соображали. Ни один из их подчиненных не знал о них ничего; начальство само выбирало время и место для совещания и заботилось о том, чтобы совещания нельзя было обнаружить. Что же делать? А вот что. Поймать главного исполнителя с поличным. — Киннисон криво усмехнулся. — Легко сказать, однако не все потеряно. Босконцы не супермены — у них не больше способностей, чем у него. Надо поставить себя на место другого — что бы он делал, став важным босконцем?
Киннисон предпочитал достигать цели прямым путем и атаковать решительно. При необходимости, однако, ему приходилось незаметно действовать изнутри. Перед лицом значительного превосходства Галактического Патруля в вооружении, особенно в Первой галактике, приходилось действовать скрытно. Как? С помощью чего? Он Носитель Линзы, они — нет. Стоп! Или, может быть, они тоже? Откуда он мог знать? Фосстен, эрайзианский ренегат… Бессмысленно обманывать себя; Фосстен мог знать о Линзе столько же, сколько и Ментор, и создать организацию, о которой даже Ментору ничего не известно. Впрочем, Ментор мог решить, что некий тупоумный Серый линзмен должен сам разобраться с тем, что его беспокоит. Хорошо.
Киннисон послал вызов вице-координатору Мейтланду, который заменял его на временно покинутом им посту.
— Клифф? Это Ким. У меня родилась идея, — он быстро объяснил ее суть. — Может быть, это и чепуха, но лучше проверить. Ты не попросил бы ребят пошарить вокруг, особенно в подозрительных местах? Если обнаружат след порченого линзмена, с Линзой или без нее, пусть прожгут в космосе дыру, чтобы сообщить мне об этом. Хорошо? Спасибо.
Не исключено, что Ренвуд с Антигана IV мог быть не патриотом и жертвой, а диверсантом. Труба всего лишь последний штрих, использованный намеренно с целью усилить таинственную развязку. Настоящие жертвы четверо честных и преданных часовых. Ренвуд или кто он там, закончив свою работу по подрыву морали планеты, мог отправиться еще куда-нибудь, чтобы продолжать свою зловредную деятельность. Это было бы дьявольски хитро. Финал, конечно, слишком театрален. Однако все проделано с таким
«Куда, в таком случае, отправиться? На Раделикс, ради позолоченных жабр Клоно! Планета приличного размера. Достаточно заметная, но не слишком. Населена гуманоидами. Там происходило сравнительно мало чертовщины — пока. Очень мало линзменов, а главный — Герронд. Хм-м… Герронд. Не слишком выдающийся линзмен, к тому же любит покомандовать. В любом случае следующим будет Раделикс».
И Киннисон отправился на Раделикс, но не на «Неустрашимом» и не как Серый линзмен. Он стал пассажиром роскошного лайнера, писателем, изучающим местный колорит для очередной космической саги. Сибли Уайт — таково теперь было его имя — имел неопровержимое прошлое. Его всеядные интересы и непоказное любопытство были естественными атрибутами профессии — все годилось для авторской мельницы.
Итак, Сибли Уайт шатался по Раделиксу, по мнению некоторых наблюдателей, бесцельно. Его с блокнотом в красном переплете можно было встретить всюду и в любое время, днем и ночью. Уайт посещал космопорты, бродил между кораблями, проигрывал космонавтам небольшие суммы в азартные игры. С другой стороны, он усердно раболепствовал перед местной элитой и бывал на всех мероприятиях, на которые его приглашали или он приходил сам. Уайт надоедал в кабинетах политиков, банкиров, торговых королей, промышленных и финансовых магнатов и всех прочих великих людей.
Однажды его остановили в приемной промышленного магната.
— Убирайся отсюда, — заявил ему страж на деревянных ногах. — Босс не читал ничего из твоей макулатуры, но я читал, и ни я, ни он не желаем разговаривать с тобой. Данные? Какого черта тебе нужны данные по атомным тракторам и бульдозерам для твоих глупых космических опер? Почему бы тебе не пойти рабочим на корабль и не узнать что-нибудь из первых рук? Тогда у тебя будет настоящий космический загар, а не эта подделка, и поменьше жира, — Уайт определенно был толще, чем Киннисон, и в каком-то смысле мягче; он глядел по-совиному через большие очки, — может, тогда что-нибудь из твоей чуши еще можно будет читать. А сейчас вали отсюда!
— Да, сэр… Спасибо, очень благодарен, сэр, — Киннисон раболепно поклонился и суетливо выбежал наружу, непрерывно строча что-то в своем блокноте. Однако он узнал то, что хотел. Босс ею не интересовал Как и высокопоставленный политик, которою он поймал на приеме.
— Я не вижу, сэр, никакого смысла в ваших расспросах, — холодно заявил Киннисону этот достойный. — Я не, я не… хм… не подходящий материал для ваших опусов.
— О, не говорите так, сэр, — возразил Киннисои, — Понимаете, я никогда не знаю, что и как попадет в мои книги до тех пор, пока не начну писать. — Но политик свирепо взглянул на него, и Киннисон отступил в растерянности.
Чтобы выдержать роль до конца, Киннисон действительно написал роман; позже он считался одним из лучших сочинений Сибли Уайта.
«Меркотанец Квадгоп прижался к корме корабля. Когти один за другим погрузились в многометровую толщу брони из чистого нейтронйя. Его ужасная кмексоподобная морда вцепилась в обшивку, многопалый язык со скрежетом вылетел наружу и начал действовать, как пила. Хруп! Хруп! При каждом рывке выемка в обшивке транскорабля углублялась, и Квадгоп смотрел все более свирепо. Дураки! Разве они не знают, что ни абсолютный вакуум межзвездного пространства, ни холод абсолютного нуля, ни абсолютная твердость нейтронйя не Moгут остановить меркотанца Квадгопа? Застывшая в бессильном ужасе юная Синтия, спрятавшись за тонкой и хрупкой стеной…» — усердно печатал Киннисон, когда появился первый настоящий ключ.