Дети линзы (трилогия)

Смит Эдвард Элмер

— Разумеется, о чистой математике, хотя вполне может быть, что и о недурственной психологии, — невозмутимо ухмыльнулся Лейси и продолжал:

— Я имею в виду, что ваши мысли постоянно сосредоточены на чем-то одном. Если вы окончательно зациклитесь и ваши мысли пойдут по кругу, вы рискуете, образно говоря, укусить самого себя за спину. Я предлагаю вам немного отдохнуть и отправиться куда-нибудь, где можно поразвлечься.

— А куда?

— На большой бал в честь объединенных сил Галактического Патруля, дружище. Старый доктор Лейси прописывает вам бал как лекарство. Вам необходимо сменить обстановку.

Самый большой бальный зал в городе сверкал огнями и

великолепием убранства. Тысячи разноцветных ламп рисовали причудливый узор на полу зала, его стенах, на лицах гостей. Две тысячи представительниц прекрасного пола, раз-наряженных в пух и прах во все лучшее, чем гордились и могли похвастаться сотни планет, составляли многоцветный букет, затмевавший спектр богатством красок и оттенков. Присутствовали в зале и две тысячи мужчин, одетых в строгие костюмы, разнообразную униформу служб Галактического Патруля, с медалями и лентами.

— Первый танец вы танцуете с мисс Форрестер, — представил Киннисона доктор Лейси, и линзмен заскользил по паркету с восхитительной блондинкой, одетой по последнему крику моды в платье из тончайшего нежно-голубого гламофетта с Манаркана.

Человеку неосведомленному скромное одеяние Киннисона из простой серой кожи могло показаться не соответствующим пышно разодетому собранию. Но для гостей бала, равно как и для нас, живущих ныне, строгая униформа вольного линзмена превосходила по красоте и значимости самые изысканные наряды. Сотни глаз неотрывно следили за удивительно красивой парой, ритмично двигавшейся по сверкающему паркету. Но стройная красавица чувствовала себя в объятиях линзмена неуверенно, смотрела в пол и неожиданно сбилась с такта.

— Простите, я чуть не наступил вам на ногу, — извинился Киннисон. — Знаете, когда все время торчишь в спидстере, практиковаться в бальных танцах приходится редко.

— Очень любезно с вашей стороны делать вид, будто во всем виноваты вы, но мы сбились с такта целиком по моей вине, и вам известно об этом так же хорошо, как и мне, — покраснела от смущения красавица. — Я умею танцевать, но, сказать по правде, никогда еще не танцевала с Серым линзменом.

— Да? — Киннисон был искренне удивлен, и его партнерша впервые взглянула ему в лицо. Мисс Форрестер успокоилась, стала держаться менее напряженно и танцевать изящно и непринужденно — так, как она умела танцевать.

— Никому из нас не приходилось прежде видеть Серого линзмена, разве что на портретах и фотографиях, а тем более танцевать с ним… Все так неожиданно. Мне нужно привыкнуть. Я даже не знаю, как с вами разговаривать! Нельзя же называть вас "мистер", как обыкновенного чело…

— Я буду рад, если вы, обращаясь ко мне, будете говорить просто "скажите", — заверил девушку Киннисон. — Может быть, вы предпочитаете не танцевать с таким неуклюжим медведем, как я? Вы не против, чтобы я раздобыл парочку бутербродов и бутылочку файалина или чего-нибудь в том же духе?

— Нет, нет! — запротестовала мисс Форрестер. — Я совсем не это имела в виду. Я хочу протанцевать с вами танец до самого конца. Поверьте, мне очень нравится танцевать с вами. А потом я буду хранить бальную карточку (надеюсь, вы мне ее надпишите?) с веточкой лаванды как воспоминание о том, что в юности я танцевала с Серым линзменом Киннисоном. Мне кажется, я пришла в себя и теперь могу танцевать и разговаривать одновременно. Вы не возражаете, если я задам вам несколько глупых вопросов о космосе?

— Валяйте. Насколько я могу судить, ваши вопросы совсем не глупые, хотя и элементарные.

— Боюсь, что вы снова великодушны ко мне. Как и большинству девушек здесь, мне никогда не приходилось

бывать в дальнем космосе. Несколько раз летала на Луну. Совершила два полета; на Марс и Венеру. Я никогда не могла понять, как вы, люди дальнего космоса, умудряетесь воспринимать чудовищные скорости, с которыми преодолеваете огромные расстояния, или как работает ваша космическая связь. Если верить профессорам, то человеческий разум не способен воспринимать такие величины. Но, как мне кажется, вы все-таки принадлежите к числу тех, кто их правильно оценивает. А может быть…

— Вы хотите сказать, что ваш партнер не человек? — заразительно засмеялся Киннисон. — Нет, профессора совершенно правы. Никто из нас не в состоянии воспринимать подобные величины, но вся штука в том, что мы с ними работаем. Кстати сказать, до меня только сейчас дошло, с кем я танцую. Вы Глэдис Форрестер. Теперь мне совершенно ясно — мы с вами в одной лодке!

— Мы с вами? Но каким образом?

— Человеческий разум действительно не в состоянии воспринимать такое число, как миллион. Но, насколько мне известно, ваш отец, человек весьма и весьма состоятельный, дал вам миллион наличными, чтобы вы приобрели познания в области финансов тем способом, который только и дает ощутимые результаты, — познав все тонкости финансового дела на собственном опыте. Сначала вы понесли большие, убытки, но под конец, заключив несколько выгодных сделок, сумели с лихвой восполнить потери, несмотря на то, что разные ловкачи пытались воспользоваться вашей неопытностью. Разум не в состоянии представить себе миллион, но это ничуть не мешало вам манипулировать миллионом, не так ли?

— Но финансы — совсем другое дело, — запротестовала мисс Форрестер.

— Если вы взглянете попгубже, то увидите, что существенных различий нет, — возразил Киннисон. — Лучше всего объяснить, воспользовавшись аналогией. Вы не можете представить себе наглядно размеры Северной Америки, что, однако, ничуть не мешает вам объехать всю Северную Америку на автомобиле. На какой марке вы путешествуете по земле?

— У меня спортивная машина Дехотинского.

— Гм. Верхний предел скорости, — сто сорок миль в час. Думаю, что вы предпочитаете ездить со скоростью от девяноста до ста миль в час. Представим себе, что вы водите седан Крауновер или какую-нибудь большую тихоходную калошу со скоростью около шестидесяти миль в час и что ваша машина способна развивать скорость в девяносто миль. Предположим также, что у вас есть радио. На длинных волнах вы можете слушать программу, передаваемую радиостанцией, которая находится от вас на расстоянии трех-четырех тысяч миль, на коротких волнах принимать программу, передаваемую из любой точки земного шара…

— Я могу принимать по остросфокусированному лучу на ультракоротких волнах программы с Луны, — прервала Киннисона мисс Форрестер. Я много раз слушала такие программы.

— Разумеется, — сухо согласился Киннисон, — слышимость отличная, если ничто не мешает…

— Слышимость довольно плохая, — заметила богатая наследница, — очевидно помехи все же бывают.

— Неважно. Так вот, если теперь вы замените "мили" на "парсеки", то получите представление о скоростях, развиваемых в далеком космосе, и о том, как мы с ними управляемся. Наши скорости изменяются в зависимости от плотности материи в космическом пространстве, но в среднем, скажем, при плотности один атом вещества на десять кубических сантиметров пространства, мы движемся со скоростью около шестидесяти парсеков в час, при полной тяге около девяноста парсеков в час. Наши коммуникаторы работают на уровне ниже эфира — на субэфирном уровне…