Дети, не игравшие в войну
Шрифт:
– Валенок – это самый бесполезный на войне человек, – заключил он и эту мысль произнёс вслух в компании деревенской ребятни.
Засмеялись все. А пуще всех смеялась конопатая Светка.
– Тише ты! – шикнул на неё Кощей. – Немцы услышат, постреляют.
Светка притихла, а Кощей на всякий случай выглянул из-за угла, осматривая соседнюю улицу – не
С того дня таинственные листочки со сводками Совинформбюро стали появляться весьма часто. Немцы их обрывали, но местные всё-таки успевали сорвать один-два. И эти весточки из далёкой Москвы кочевали из дома в дом, принося знания о том, что Красная армия борется с врагом, а значит, страна помнит и об их беде. Помнит и думает о каждом жителе Калинок, сражаясь с фашистскими оккупантами.
Однажды утром в селе появился автомобиль с громкоговорителем. Медленно двигаясь по пустым улицам, на русском языке с немецким акцентом онразносилвестьотом, чтозадостоверную информацию о распространителе листовок с ложными сведениями будет дана награда в рейхсмарках, а в придачу сало и самогон.
В другой раз жителей собрали на центральной площади Калинок перед правлением, которое теперь именовалось комендатурой. Какой-то толстый немецкий офицер через переводчика объяснил, что выдать расклейщика листовок – это значит хорошо зарекомендовать себя в глазах новой власти и германского командования. Обещал за сведения о расклейщике много денег и корову.
– Теперь цена выросла, – усмехнулся Кощей, стоя рядом с матерью в толпе односельчан.
Мать легонько тронула его за плечо и шепнула:
– Тише, сынок. Немцы услышат, беда будет.
На следующий день по всем Калинкам были расклеены листовки, но уже немецкие. Написаны они были на правильном русском языке, а сообщалось в них то же самое, что накануне говорил толстый немец. Привыкшие к бережливости сельчане тут же оборвали новые бумажки на растопку печей. На следующее утро листовки уже были нашими. Кто-то успел расклеить за ночь сводки Совинформбюро. Уже опытное в таких делах местное население бережно уносило маленькие листочки домой, чтобы потом передавать их или зачитывать соседям. Новости эти быстро расходились по Калинкам, а потом уже попадали и в другие деревни. Вопреки новой власти, люди измеряли время от листовок до листовок.
Всё оборвалось в один день. Утро было обычное, тихое. Орали петухи, перелаивались собаки. Если бы не чужая речь и рыканье военных автомобилей, можно было бы подумать, что наступил мир. Жителей собрали на центральной площади около полудня. Снова машина с громкоговорителями двигалась по улицам, снова уже знакомый сельчанам голос с немецким акцентом сообщал, что в течение пятнадцати минут всем крестьянам следует прибыть на центральную площадь перед комендатурой.
Кощея это сообщение застало за работой в огороде. Дождя давно не было, и надо было полить грядки. Мать взяла его за руку и как маленького повела куда было велено.
– Надо слушаться, – пояснила она не желавшему идти сыну. – Немцы два раза повторять не будут. Увидят, что не выполняешь, и застрелят.
– Не застрелят. Я в лес убегу, – попытался отговориться упрямый Кощей.
Больше для храбрости, ведь он и сам понимал, что новая власть шутить не любит и не будет.
На площади, куда согнали жителей Калинок, стояла виселица. Высоко вверх тянула она свою гусиную шею, словно вглядываясь в толпу и спрашивая: «Нет ли желающих?». От этого зрелища Кощей притих. Молчали и остальные, пришедшие на площадь.
– Кого это? – спросила мать Кощея у стоящей рядом женщины.
– Не знаю, – тихо ответила та. – Говорят, того, кто листовки расклеивал, поймали. Эх!..
Мать опустила голову и тоже вздохнула. Кощей в детской своей беспечности пытался представить, как мог бы выглядеть этот человек. «Без сомнения, это сильный волевой человек высокого роста, – рассуждал мальчуган. – У него мужественное лицо и обязательно он всех победит».
Конец ознакомительного фрагмента.