Дети Нового леса

Frederick Joseph Marryat

The Children of the New Forest

Иллюстрация Виктории Тимофеевой

История, которую я решил здесь поведать дорогим моим юным читателям, началась в 1647 году. Иные из них, вероятно, сразу поймут, какие события послужили ей фоном. В Англии уже почти целых пять лет бушевала Гражданская война. Парламент восстал против короля Карла Первого и сражался за власть. В упомянутый мною год парламентские войска развеяли в пыль доблестных Кавалеров его величества, а сам он был схвачен и заключен в Хэмптон-Корте. Контроль над страной достался Парламенту; его армия под началом Оливера Кромвеля торопливо распространяла новую власть по всему государству.

В ноябре королю

при помощи сэра Джона Беркли, Джона Эшбернхэма и Уильяма Легга удалось совершить побег, после чего опальный монарх и его спасители со всей стремительностью, на какую были способны их лошади, поспешили в ту часть графства Гемпшир, которая примыкала к Новому лесу. Король рассчитывал, что друзья его подготовят судно, на котором он сможет достичь спасительного берега Франции, но его ждало разочарование. Тщетно обследовал он побережье в поисках корабля. Убедившись, что план его рухнул, король укрылся в Титч-фильде, владельцем которого был граф Саутгемптон. Там Карл держал совет со своими сторонниками. Они посчитали разум-ным прибегнуть к поддержке губернатора острова Уайт – полковника Хэммонда, ибо он, хоть и был назначен на должность Парламентом, считался вполне расположенным к королю. Но то ли полковник умел хорошо, когда надо, скрывать свои чувства, то ли, как человек военный, привык всегда ставить на первое место приказы от тех, кому в данный момент служил, только король с его помощью вновь оказался пленником в замке Керисбрук.

На этом мы с вами пока оставим его и пустимся вспять по времени, к началу английской Гражданской войны. Неподалеку от Титчфильда, но не там, где какое-то время скрывался король, а по другую сторону от Саутемской воды, простиралось имение Кавалера Беверли под названием Арнвуд, примыкавшее с юга к Новому лесу. Было оно обширным, изобиловало деревьями дорогих пород и считалось завидным угодьем. Хозяин его носил чин полковника королевской армии, пользовался особым доверием принца Руперта и, связанный с ним прочной дружбой, неизменно способствовал всем его гениальным атакам в качестве командира лучших подразделений его кавалерии, пока, получив смертельную рану в битве при Нэсби, не скончался у него на руках.

Дома остались жена, урожденная Вилльерс, со старинным и знатным родом которых Беверли породнился браком, и четверо их детей. Миссис Беверли, до предела издерганную тревогой о муже с того самого дня, как он отправился воевать, известие о его гибели окончательно подкосило, и она через несколько месяцев последовала за ним в мир иной. Дом и сирот была вынуждена взвалить на себя мисс Вилльерс – ее пожилая тетя, которая со дня на день ждала, что заботу о них возьмут на себя богатые члены ее семьи. Но то ли из-за того, что сторонники короля пребывали тогда в смертельной опасности, то ли по каким-то иным причинам никто из Вилльерсов на призыв ее так и не отозвался, и к моменту, с которого начинается наш рассказ, дети Беверли и мисс Джудит жили по-прежнему в Арнвуде.

Границы Нового леса установили еще при Вильгельме Завоевателе, который отвел ему роль королевского угодья для собственных развлечений. Охота в ту пору была одним из любимых забав большинства монарших особ, а сын Вильгельма, король Вильгельм Руфус, даже нашел на одной из них свою гибель, сраженный шальной стрелой одного из своих приближенных – сэра Уолтера Тирелла. Этот лес и поныне остается собственностью английской короны, и, как и прежде, за ним присматривает регулярный отряд, состоящий из полусотни лесничих и егерей, чьи жилища разбросаны по обширной его территории.

С началом Гражданской войны все эти люди продолжали нести свою службу, однако вдруг обнаружили, что им больше не платят жалованья. Когда же король призвал под знамена своих сторонников, Беверли, игравший одну из главных ролей в управлении Новым лесом, увел оттуда с собой на битву всех молодых и сильных работников. На месте остались лишь несколько человек, чей возраст не позволял им уже участвовать в битвах, и среди них – Якоб Армитидж, старый бывалый егерь, крайне привязанный к семье Беверли. Никто точно не знал его возраста. По виду ему немного перевалило за шестьдесят, но был он еще достаточно крепок и ловок, чтобы даже в отсутствие жалованья продолжать жизнь в лесу, добывая, как и другие оставшиеся, для пропитания и продажи оленей, и всецело заботиться о семье ушедшего на войну своего господина.

Домик Якоба затерялся в чаще, милях [1] в полутора от Арнвуда, и, уходя сражаться за короля, полковник Беверли, совершенно не убежденный, что в столь тревожные времена семье его гарантирована безопасность, попросил старого Якоба не терять ее из виду и почаще справляться у миссис Беверли, нет ли в чем у нее нужды. Он даже пытался уговорить его переселиться в их дом, но старик наотрез отказался, сославшись на то, что всю жизнь привык жить в лесу и оттуда ему гораздо сподручней заботиться о жене и детях дорогого полковника. В заключение он поклялся тщательно за ними приглядывать и при первой же надобности всегда быть рядом.

Слово свое он держал усердно и трепетно. Весть о гибели дорогого хозяина потрясла его, когда же и миссис Беверли разделила печальную участь мужа, старик удвоил усилия и проводил в Арнвуде почти все свободное время. Оба мальчика Беверли находились под постоянным его приглядом. И хоть были они очень юны, Якоб старательно обучал их всему, что сам знал и умел. Такую вот жизнь вела осиротевшая семья Беверли в тот момент, когда королю, к которому мы сейчас вернемся, удалось сбежать из плена.

Как только Кромвелю и Парламенту было об этом доложено, они приказали направить в погоню несколько кавалерийских подразделений, которые с разных концов страны устремились к югу. Когда район поиска сузился до пределов Нового леса и ближайших его окрестностей, преследователи разбились на группы от полудюжины до двадцати человек, одним из которых велели прочесать лес, а другим – поспешить в Саутгемптон, Лимингтон и прочие порты и части берега, откуда король мог отплыть за границу.

Именно в этот момент старый Якоб, проведший безвылазно в Арнвуде несколько предыдущих дней, посчитал, что настала пора поохотиться и доставить сегодня своим подопечным свеженькой оленины, к которой питала такое пристрастие пожилая мисс Джудит Вилльерс, ни разу еще не забывшая сообщить ему, когда в кладовке кончалась очередная порция дичи. Сейчас был именно такой случай, и Якоб отправился за добычей.

Ему удалось выследить замечательного оленя. Прячась за кряжистыми дубами и проползая под высокими папоротниками, он подкрадывался к нему все ближе и ближе. Внезапно животное, которое все это время беззаботно себе паслось, резко отпрянуло в сторону и скрылось в чаще. Мгновение спустя на лужайку вынеслись всадники. Во время войны парламентские войска сюда не наведывались, Якоб их никогда не видел. Но и темные одеяния этих всадников, и железные шлемы на их головах, и амуниция из желтой буйволиной кожи до того отличались от ярких мундиров кавалерии короля под командованием принца Руперта, что он моментально смекнул: перед ним неприятель. К моменту их появления Якоб лежал среди папоротников за приземистыми кустами терновника и теперь старался по мере сил остаться для них незамеченным до тех пор, пока они не проедут. «Король для них враг, а я – королевский егерь, – размышлял он в своем укрытии. – Стало быть, и меня как пить дать посчитают своим врагом и навряд ли слишком уж ласково обойдутся».

Ситуация осложнялась тем, что они не проехали мимо, а остановились. Последовал приказ спешиться. Загремели их сабли в железных ножнах. Якоб уже решил, что его сейчас обнаружат, однако кусты оказались надежной защитой. Выждав немного, старый егерь отважился приподнять голову и взглянуть сквозь просвет меж ветвей на полянку. Всадники ослабляли подпруги на своих вороных лошадях и стирали пучками травы пот с их боков. Рядом, положив ладонь на шею коня, хоть и взмыленного от хвоста до холки, но вполне еще бодрого и энергичного, стоял, несомненно, их командир, в крепком теле которого легко угадывалась весьма ощутимая мощь.