Дети паутины
Шрифт:
— Мне не о чем говорить с предателем, — отрезал славный мечник.
— Видит бог, я долго терпел оскорбления в свой адрес, но даже мое, воистину ангельское, терпение имеет свои пределы, и когда чаша переполнится… — пригрозил Лилипут.
— Ну и когда же она, наконец, переполнится? — хладнокровно усмехнулся Студент. — Мало того, что вы предатель, вы еще оказывается и трус.
— Да пошел ты!.. — рявкнул Лилипут. — Кого это ты, гад, называешь предателем? Хочешь помахать мечами, сэр остряк? Отлично! До сих пор ты был
— Честь имею!
— А ее то, бедняжку, за что?
Но последняя издевка Лилипута повисла в воздухе без ответа.
Студент, очень бледный Студент, кивнул бывшему другу, развернулся и зашагал прочь. Вскоре он скрылся за поворотом коридора.
Лилипут еще долго стоял в коридоре, как вкопанный, едва сдерживая клокотавшую внутри ярость. Он действительно не на шутку разозлился на друга и, увы, никак не мог успокоиться. Уже была совершенно не важна первопричина заварившейся каши — «каша» уже вовсю кипела, и «запах» ее будоражил кровь почище крепкого вина!
«Какое право имел этот фигляр так со мной разговаривать?! — распалял себя Лилипут. — Да кто он такой! Подумаешь, лучший мечник Красного города. Ха! Перебил добрую сотню тупых дегенератов и теперь кричит об этом на каждом углу. Фигляр! Выскочка!.. Ненавижу! Сегодня ночью я преподам тебе хороший урок, сэр Стьюд! Вот увидишь, я очень постараюсь!..»
Лилипут даже не пытался себя успокаивать, напротив, он раззадоривал себя, припоминая все злые шуточки Студента, которыми за долгие годы их знакомства — именно знакомства, никакой дружбы! — его жизнь была переполнена.
В конце концов, он вынес приговор: «Приду сегодня ночью к фонтану и убью его!» — и, развернувшись на сто восемьдесят, зашагал в свой «угол ринга».
А вечером, не ведая что творит, принялся раздувать искры взаимной ненависти бывших друзей Гимнаст.
Вэт рассказала брату об утреннем визите рыцарей. В отличие от девушки, ушлый Гимнаст правильно просек ситуацию. Ну еще бы, ведь за ужином сэр Лил с сэром Стьюдом друг друга в упор не видели, тут и слепой догадается, что дело гораздо серьезнее, нежели безобидная шуточка над наивной дурочкой.
Вот Гимнаст и догадался, а после ужина устроил Лилипуту со Студентом «веселую» жизнь.
— Лилипут, дружище, как же ты мог? Ладно ещё этот раздолбай — но ты? На первое же свидание и вдвоем! Кому из вас принадлежит эта дурацкая идея — объединиться? Ей-богу, мне обидно — так-то значит вы относитесь к моей сестренке. А ещё рыцари благородные. Ведь Вэт ещё почти ребёнок. И вы своими грязными намеками травмируете её хрупкую детскую психику. Сэр Лил, как же тебе не стыдно?.. — И вот в таком духе весь вечер.
То к Лилипуту в комнату нагрянет с «воспитательной работой», то к Студенту. И без того рыцари были злы друг на друга, как черти, а тут еще этот шут гороховый…
Знай
Благодаря его стараниям Лилипут со Студентом с каждым часом проникались друг к другу всё большей ненавистью. Оба рыцаря буквально кипели от злости и с нетерпением ждали полуночи.
А неутомимый Гимнаст все подливал и подливал масла в бушующее пламя.
Приняв боевые стойки, рыцари застыли напротив друг друга. Ночная прохлада приятно бодрила их молодые, горячие тела.
В середине октября ночью уже не редкость заморозки, но по правилам рыцарского поединка сражаться дуэлянты должны были лишь в нательных сорочках. Подбитые мехом плащи и шерстяные жилеты были аккуратно уложены чуть поодаль. На них лежали пустые ножны. Обнаженные клинки рыцари держали в руках.
Они стояли и смотрели друг другу в глаза.
А в саду было хорошо. Тихо. Спокойно. Под ногами мягкий ковер свежеопавшей листвы. Вот если бы ещё малость потеплее — ну да не беда, это дело поправимое, скоро они сделают первое «па» навстречу друг другу, и сразу станет жарко.
Наверное в такую лунную ночь умирать легко? Наверное… Дай бог об этом никогда не узнать наверняка!
В осеннем саду было чудо как хорошо.
А два человека готовились превратиться в зверей.
Еще вчера любой из них готов был, не задумываясь, отдать жизнь за своего сегодняшнего противника, но то было вчера. Теперь же они — непримиримые соперники, и один этой ночью обязательно должен умереть.
Секунды тянулись вязко, тягуче медленно. Кто-то должен был сделать первый шаг или хотя бы шевельнуться, но оба застыли, как истуканы.
Недавние друзья смотрели друг другу в глаза и ни тому ни другому не хотелось становиться убийцей…
«Ну же, ты ждал этого весь вечер, — подзадоривал себя Лилипут. — Вот он, твой враг, стоит пред тобой. Он обнажил свои хищные мечи, чтобы пролить твою кровь. Но ты ведь ему не позволишь? Так атакуй и вышиби всю дурь из этого наглеца! Вышиби, если это потребуется, вместе с жизнью! Так даже лучше!.. Ну же, атакуй!»
И тут же, словно очнувшись от неожиданного помутнения рассудка, Лилипут себя одергивал:
«Нет, так нельзя. Это же мой друг… Чёрт возьми, что тут вообще происходит? Зачем такая ярость у него на лице? И эти обнаженные клинки! Боже! Неужели он всерьез вознамерился пустить их в ход?! Хватит сходить с ума! Нужно самому сделать первый шаг к примирению, бросить меч на землю и… ничего не будет. Я улыбнусь ему, и он, наверняка, улыбнется мне в ответ. Ведь мы же столько лет вместе и в радости, и в горе. Мы же настоящие друзья! Надо прекратить этот кошмар! Решено, я бросаю меч!»