ДЕТИ РОССИИ
Шрифт:
Иван вложил исписанный лист в конверт, заклеил его. Взглянул на село, которое пряталось в густых садах. Близился вечер, и вершины в лучах заходящего солнца отливали розоватым золотом. Там, где-то в середине села, есть почта. Если удастся, перед ужином можно будет сходить туда и отправить Тосе письмо. И пусть оно летит к любимой, а о своих чувствах он ей расскажет при встрече. «Только встреча эта будет нескоро…» - вздохнул Иван и улыбнулся, представив, как девушка получит письмо, начнет читать его, подперев рукой правую щеку, и, может быть, улыбнется своей милой
С Тосей Иван знаком давно, но очень уж робок был парень, не только в любви не смел признаться, пригласить на танец и то стеснялся, и девушка, лукаво поглядывая на своего воздыхателя, на школьных вечерах шла танцевать с другими и чаще всего с закадычным Ивановым дружком - Сашкой Громовым.* И в педагогическое училище Иван поступил ради Тоси, чтобы видеть ее ежедневно, быть рядом. Учился неплохо, а все же чувствовал, что учительство - не его дело. И лишь будучи курсантом Гомельского военного училища понял, что его призвание - служба в армии.
И вот мечта сбылась. Он - лейтенант. Согласится ли Тося выйти замуж за военного, ведь, наверное, надо обладать своеобразным талантом, чтобы стать женой командира?
Иван вновь вздохнул, неуверенный, что его мечта сбудется, хотя письма девушки к нему в военное училище были очень теплыми, но ведь ни словечка в них про любовь к нему.
Иван вновь взглянул на село. Красиво здесь, а вот в Эльтоне лучше. И закаты там такие, каких, наверное, нигде нет - солнце медленно скатывалось за горизонт, и соленое озеро начинало сверкать разноцветными искорками, словно чаша, наполненная драгоценными камнями. Конечно, Иван и в глаза не видел такие камни, но сравнивал озеро в закатном свете именно с ними. В Эльтон-озеро впадало шесть маленьких речонок, и все-таки оно было таким соленым, что утки, привлеченные серебристым блеском, приводнившись, уже не могли взлететь - рапа, полуметровый соляной раствор, разъедал птичьи лапки и портил крылья.
Иван встрепенулся, услышав свое имя, и увидел подходившего к нему лейтенанта Алексея Журавлева. Он улыбнулся и сообщил:
– Вань, командир отпустил нас до двадцати двух ноль-ноль в село. Пойдешь?
Журавлев был высок и строен, в нем чувствовалась немалая сила и ловкость. Он расправил плечи, разгладил складки на гимнастерке, приосанился ни дать ни взять - Дон Жуан.
– Конечно, - Жидков сунул письмо в полевую сумку, которую купил в «Военторге» перед отъездом в часть, поднялся с пенька, на котором сидел.
– Ого!
– сверкнул вновь улыбкой Журавлев.
– Вижу, ты уже и письмо успел настрочить! Кому? Жене? Девушке?
– не отставал Журавлев.
– Девушке…
– Счастливый ты… - погрустнел вдруг товарищ.
– Тебе есть кому писать. А я вот детдомовский. И девушки нет.
Иван недоверчиво посмотрел на ладного и красивого Журавлева. Чтоб у такого, и девушки не было?
– Правда, - ответил Журавлев на вопросительный взгляд Ивана.
– Меня-то любили, да я вот никого по сердцу не нашел. Мне ведь высокую надо, вишь, какой я долгота!
– и он опять засмеялся озорно и весело, сбил фуражку на затылок, словно и не грустил минуту назад.
– Ох, и плакали, наверное, от тебя девчонки!
– засмеялся и Жидков.
– Нет, Ваня, тут ты ошибаешься. Я не могу женщин обижать, - Алексей вновь посерьезнел - удивительно, как быстро менялось выражение его лица!
– Пойдем, что ли. Болтаем, а время идет, золотое время. А знаешь, мне почему-то грустно очень, - вдруг признался Журавлев, - что-то сердце ноет. Я ругаю себя за это, ведь не красная девица - командир, а сердце все равно ноет, будто беду чует…
Был вечер двадцать первого июня 1941 года.
Лейтенанты в лагерь вернулись вовремя. Раздевшись, легли на кровати и потек разговор. Все у них получалось как-то само собой. Так, видимо, и зарождается мужская дружба. Алексей рассказывал о себе, Иван - о себе. Неожиданно для себя он спросил:
– Леш, как ты думаешь, война будет? У нас, вроде, с Германией мир, а вот когда мы к Минску подъезжали - над эшелоном немец пролетел. Нагло, почти на бреющем. Странно, почему его не сбили наши? Может, не хотели поддаваться на провокацию?
Алексей долго молчал, думал о чем-то. Потом произнес:
– Мне кажется, будет. Но когда? Лишь бы врасплох не застали. Граница рядом, а часть наша только формируется, - Алексей словно рассуждал сам с собой.
– Вдруг заваруха какая? А у нас бойцы-новобранцы, не обучены, не обстреляны. Да и мы сами!
– он насмешливо фыркнул в темноте.
– Птенцы мы, а не командиры. Чтобы стать настоящим командиром надо не один год прослужить. Да ладно тебе! Спи!
Алексей поворочался, устраиваясь удобнее, и скоро засопел.
Иван долго не мог заснуть, вспоминая последние дни в училище, спешную отправку на границу. «Неужели все-таки будет война?» - подумал он, однако мысль тотчас же перенесла его в страну иных воспоминаний.
… Свидетельства об окончании седьмого класса выпускникам вручал директор школы. Левой рукой он подал Ване Жидкову документ, а правой крепко пожал пареньку руку.
– Ну, Ваня, поздравляю тебя! Желаю тебе дальнейших успехов в учебе. Ты - способный парень.
Ваня смущенно глянул на директора и каким-то сдавленным голосом - в горле комок воздуха, от которого ни вздохнуть, ни выдохнуть - поблагодарил директора и вернулся на свое место. Душа ликовала: «Наконец-то! Школа окончена! Если бы папа жив был, как бы он радовался: он так хотел, чтобы в нашем роду были грамотные люди!»
Однако мечтать хорошо, да жизнь совсем на другое нацеливает, и Ваня понимал, что не время идти учиться дальше, а надо работать, приобретать специальность, чтобы можно было забрать к себе младших братьев, с которыми судьба разлучила его несколько лет назад. Не по своей воле оказались они в далеком краю. И неизвестно, что было бы с мальчишками, если бы не старший брат Михаил. Да беда приключилась с Мишей - он упал со строительных лесов и разбился насмерть, а младших братьев Сашу и Лешу, которые жили с ним, определили в Карагандинский детский дом.