Дети синего фламинго
Шрифт:
– Юлька… Слушай, Юлька! А если бы получилось? Ты бы первый…
Он тихо сказал:
– Если сразу, то, наверно, не больно…
Не помню, что мы говорили после этого. Видимо, я уснул внезапно и глухо. Но даже в этом сне, похожем на плотную черную вату, мне чудился Юлькин горький шепот:
“Если сразу, то, наверно, не больно…”
Проснулся я от озноба. И увидел в жерле мортиры синий круг утреннего неба.
Юлька с открытыми глазами лежал на спине. Лицо у него было острое,
– Ты что, совсем не спал? – спросил я.
Юлька не пошевелился, но ответил.
– Нет, я спал. Я даже сон видел, – печально сказал он. – Будто ничего не случилось и будто я такой, как раньше.
Я вдруг очень испугался. Мне показалось, что он может умереть от своих мучительных мыслей.
– Перестань ты, наконец! – крикнул я. – Ты и сейчас такой же!
– Неправда, – жестко ответил он. – Ты меня презираешь, только сказать не хочешь. А чего меня жалеть?
Разве я его презирал? Я мучился вместе с ним. Чувствовал себя таким же виноватым, потому что был ничуть не лучше. Даже трусливее. Я бежал от Ящера, испугавшись гибели. А Юлька не боялся смерти, он только испугался боли, не выдержал надвигавшегося ужаса.
– У тебя не хватило сил, вот и все, – сказал я. – Ты же еще не Юлий Цезарь. Ты просто Юлька.
– Я не просто Юлька, – возразил он. – Я Юлька-предатель. И я теперь не знаю, как жить.
Тогда, чтобы утешить и его и себя, я сказал:
– Но ведь по-всякому случается в жизни. Каждый может не выдержать… один раз. С непривычки… Я вот тоже: бросил меч и убежал от Ящера. Что же теперь? Умирать?
Юлька печально усмехнулся:
– Сравнил… Это была не измена, а просто отступление. От этого никто не пострадал.
– Но и от тебя никто! Наоборот, ты даже лекарство принес Луку!
– А проход…
– Ну что проход? Ты же сам хотел его взорвать. Получилось даже лучше, чем хотел: ты живой остался.
– И враги остались живые, – устало сказал Юлька. – А мы в капкане… Глупая это была мысль – взорвать. Могло и вам достаться. Это уж я от отчаянья… Ничего не соображал.
– Ладно, Юлька… – начал я и замолчал. Потому что говори не говори, а все было как было: он испугался и выдал врагам наши тайны. Куда от этого денешься?
Можно было понять и пожалеть Юльку: не взрослый же он, а маленький слабый пацаненок. Можно было простить. Но вина все равно висела на нем, тяжелая, как ядро мортиры…
– Эй, люди! А ну, скачите на солнышко! – раздался веселый голос Дуга. – Давайте, давайте! Выкатывайтесь! Из пушки – как из пушки!
Я прыгнул на землю и сказал Юльке:
– Пошли. Хватит тебе прятаться.
Утро было ясное, но зябкое. Все ребята ежились и дрожали, выбираясь из пушечных стволов.
– Живей, живей! – торопил Дуг. – Подходите сюда поближе!
Он смеялся. Может быть, он что-то придумал за ночь, а может быть, просто хотел подбодрить нас. Ребята подходили к нему со всех сторон. Мы с Юлькой тоже подошли, но Юлька не смотрел на Дуга, смотрел в землю.
– Веселей шевелись! – покрикивал Дуг. – Лук, не хромай, твоя нога уже не болит! Малыш, не кисни, все еще можно поправить! Всем держать носы выше горизонта! Сегодня много дел!.. Что дрожите? Ночка была прохладная? Сейчас погреемся. А ну, встали в круг! Подняли руки! Прогнулись вот так! – Он вскочил на парапет у края площадки, тоже вскинул руки и выгнулся назад. Тело его блестело на утреннем солнце как медь, волосы горели. За ним в голубой дали синели туманные леса. Дуг смеялся.
– Приготовились! – крикнул он. И как-то странно замер. Наступила непонятная тишина. В этой тишине я услышал щелчок, будто лопнул воздушный шарик.
Дуг медленно-медленно стал падать вниз лицом.
Прощайте, бастионы
Дуг упал, успев сказать:
– Отойдите от края… Улетайте в долину…
Из дырки под его левой лопаткой выплеснулась коротким фонтанчиком кровь. Растеклась по спине (а спина сразу стала почти белой, и на ней резко выступили веснушки). Дуг вытянул вперед руку и больше не шевелился.
Громко закричала Стрелка. И тогда я очнулся. Толчком швырнул от края площадки Галя. А Юлька в ту же секунду бросил на землю Точку. И вовремя – там, где она только что стояла, громкий щелчок выбил из парапета столбик пыли.
– Нагнитесь! – заорал я. – Все на середину!
Они же ничего не понимали, они не знали, что такое пули. А мы с Юлькой знали. Из кино, из книжек, но все-таки знали.
Галь первый сообразил, в чем дело.
– От края! – тоже закричал он. – Отойдите к большой пушке!
Его послушались.
Галь, Тун, Юлька и я, пригибаясь, оттащили к мортире Дуга. Мы с трудом тянули его за руки. Ноги Дуга скребли по жидкой траве и щебню.
Соти закрыла рану Дуга мокрой тряпицей, и мы перевернули его на спину. Глаза его были открыты и неподвижны. И весь он был до ужаса неподвижен. Только волосы шевелились под ветерком, и от этого становилось еще страшнее. Я тогда впервые подумал, что волосы у мертвых шевелятся так же, как у живых, будто не хотят согласиться со смертью и живут сами по себе…
Галь опустился на колени рядом с Дугом, долго смотрел ему в лицо. Потом оглянулся на Туна и тихо сказал:
– Уведите маленьких в казарму…
Когда я вспоминаю остров Двид, мне кажется, что этот день был самый тяжелый. Самый-самый горький…
Галь, Тун, Шип и я стали думать, как похоронить Дуга. Нечем было вырыть могилу в каменистом грунте. Для такой работы годился лишь мой кинжал: он втыкался в камни, как в пластилин. Однако разве выроешь глубокую яму маленьким клинком…