Дети сумерек
Шрифт:
— А мальчики? — улыбнулся вдруг Бузина. — Как насчёт мальчиков из старших классов?
У Гризли возникло чувство, будто добрейший капитан подталкивает его к замаскированному капкану.
— Но про мальчиков вы… и так знаете. Про Кисанова…
— А как насчёт Росси и Илинеску из одиннадцатого класса?
— Росси? — Леонид был ошарашен. — Первый раз слышу… То есть, я у них преподаю, но с этими ребятами Лола не общается…
Капитан вытащил из пачки очередную сигарету, понюхал её и заложил за ухо. Гризли нестерпимо захотелось в уборную, но он опасался получить отказ. Если капитан вдруг прикажет сидеть и никуда не рыпаться, он не посмеет спорить с представителем власти, да ещё и вооружённым. Но это будет означать, что он,
Бузине кто-то позвонил. На сей раз капитан долго отмалчивался, несколько раз издавал неопределённые возгласы, односложно переспрашивал, а, выключив телефон, ещё минуту смотрел в пол. Он механически отправлял в рот одну за другой золотистые картофельные корочки из пакета, а потом, всё так же, не поднимая глаз, начал ковырять пальцем в носу. Леонида передёрнуло, когда капитан извлёк палец и принялся его задумчиво разглядывать. Бузина морщил лоб, на его лице отражались мучительные мыслительные процессы, как будто ему предстояло раскрыть преступление века.
Гризли слушал, как в коридоре и учительской визгливыми голосами переругивались его коллеги, как бубнил в ответ кто-то из полиции, как обидчиво вскрикивала директриса. Несколько раз в учительской звонил телефон, тогда все смолкали, а спустя несколько секунд тишина прерывалась ещё более громким коллективным воплем. Сотовые телефоны тоже звонили, не переставая. Кто-то из женщин заплакал, кому-то вызывали врача.
«Что у них там творится? — физик сидел как на иголках. — Никогда не слышал, чтобы наши дамы так голосили.»
Наконец полицейский очнулся от спячки. К нему вернулось прежнее задорное и даже слегка озорное выражение.
— Вы в курсе, что произошло в семье Росси? — спросил Бузина.
— Нет…
Гризли вдруг подумал, что совершенно не хочет знать о событиях в семье Росси.
— Отец Дима Росси убит, и бабушка его убита. Сам школьник исчез. Утверждают, что дважды его видели в компании друзей, но ничего определённого. Домой не возвращается, вот так вот.
— Плохо… — выдавил физик.
— Меткое замечание, — похвалил капитан. — Но это ещё не самое плохое. Они все убивают родителей.
— Что? — Гризли сморгнул. Он никак не мог сфокусировать внимание, потому что по соседству, в учительской, у кого-то началась самая настоящая истерика.
— То, что вы слышали, — хихикнул капитан. — Мне только что сообщили. Ваши одарённые ученики соревнуются, кто лучше прикончит родителей.
8
АВАНГАРД БЕЗУМИЯ
«…Наконец-то я сделаю это. Наконец-то я сделаю то, что так давно хотелось!»
От радостного возбуждения на лице Стефана Куна проступили алые пятна. Он заглянул в зеркало над умывальником, показал язык своему отражению, затем расстегнул ворот. Что-то кололо шею, точно шерстяной шарф, но никакой шарф дома он не носил.
Однако шерсть кололась с другой стороны. Кун потрогал грубые короткие волосы, беспорядочно прораставшие сквозь кожу. Кожа тоже грубела. Ему это понравилось. Ему нравилось становиться взрослым. Он скинул рубашку, майку, ощупал грудь. Волосы росли везде, и это было здорово. Девкам нравится, когда волосатая грудь.
— Стефан, сколько можно там торчать? — Гнусавый голос матери вернул его к действиям.
Зануда, чёртова зануда! Можно подумать, что ей надо мыться! Но ей ничего тут не надо, ей надо совсем другое — постоянно его контролировать. Стефан расстегнул брюки, потом снял их совсем, вместе с трусами. Внимательно посмотрелся в боковое зеркало, прибитое к стене за ванной, повернулся попеременно правым и левым боком.
— Bay! — только и сумел выдохнуть Стефан. Итак, вчера он не ошибся, Его член вырос, ещё как вырос! Выросло всё, недаром ему тесно в плавках.
— Чем ты там занят, Стефан?
— Моюсь, — улыбаясь своему отражению в зеркале, он с наслаждением помочился в раковину. Акт номер один. Раньше он об этом и подумать, не смел…
— Тогда почему у тебя не льётся вода? — мама перекрикивала телевизор.
— Я намыливаюсь.
Стефан нагнулся, достал из заднего кармана джинсов фото голой мулатки и занялся делом. Сегодня он будет поступать так, как хочет. Оказалось, что трахать задравшую зад мулатку вдвойне приятнее стоя, чем, скорчившись на унитазе или под одеялом, зажав в руке салфетку. Потом приходилось салфетку выбрасывать в форточку, а самому — бежать мыться, стараясь не запачкать трусы и простыни. Потому что, не дай бог, она заметит…
Его мамочка.
Его мамочка контролирует всё. Наверняка это началось ещё задолго до его рождения. Как пить дать, она указывала врачам, как делать ей УЗИ, отцу она писала списки, что купить для малыша, и боже упаси её ослушаться. Женскому психологу она читала гневные лекции по педагогике, а медсестёр доводила до истерик, требуя чистоты и тишины. Она указывала своей младшей сестре, любимой тётке Стефана, с кем той встречаться, а кого избегать. Тётка несколько лет жила в доме старшей сестры, затем окончила университет и сбежала со скандалом. Вениамин Кун продержался четыре года, вырвал через суд право встречаться с сыном по выходным и ещё год лечился у невролога. Всё это Стефан узнал года три назад, как ни странно — от папиной мамы, которая не показывалась на горизонте много лет и вдруг объявилась. Мамочка привыкла контролировать всё, она выпытала у сына, кто звонил, и спокойно приказала, чтобы он не вздумал встречаться с «этой старой алкоголичкой, которая не удосужилась понянчить внука даже неделю». Мама даже не сомневалась, что её любимый отличник, её надежда и будущий защитник её послушается.
Стефан очень любил маму, а мама обожала своего единственного сынишку. Но с бабушкой он всё-таки встретился, и после этой недолгой встречи началась медленная, но крайне опасная химическая реакция. Словно где-то внутри отлаженного механизма пролили едкую кислоту, которая принялась неспешно проедать перегородки, механизмы и провода. В двенадцать лет он внезапно ощутил нехватку воздуха.
Мама решала, с кем из гимназических товарищей следует дружить. Мама решала, с кем сыну общаться во дворе. У мамы благодаря половине действующего завода Куна-старшего имелось достаточно денег, чтобы выбрать для ребёнка правильную спортивную секцию, правильный летний отдых и правильных товарищей. Она не поленилась переехать в Заречье, в престижный комплекс, где соседи не могли вызвать ни малейшего подозрения и где ребёнок навсегда потерял контакты с «детьми воров». Вне праздников приводить в дом мальчиков возбранялось, о девочках не могло быть и речи. Когда Стефану звонили, мама брала параллельную трубку. Когда он укладывался спать, мама приходила к нему в комнату, проверяла, не читает ли он под одеялом. А заодно проверяла, что он там ещё делает, под одеялом. В туалете надолго застревать не следовало. В ванной нельзя было запираться на задвижку; у мамы запросто находились причины заглянуть. До последнего времени Стефану не приходило в голову возмущаться тем, что его записную книжку и все бумажки в столе регулярно прочитывают, что ему надлежит звонить сразу после уроков и сообщать, во сколько он вернётся, и что каждая его «хорошая» оценка становится предметом серьёзного разбирательства. Он очень любил маму и не хотел её огорчать. Мама вполне справедливо требовала от сына только отличной учёбы, а отличная учёба в гимназии госпожи Вержу просто так не даётся!