Дети сумерек
Шрифт:
— Зелёные глаза? — оживился Адабашьян. — Удлинились руки? Вы нас разыгрываете, или это…
— Это то, что вы думаете, профессор. Изменения в конкретных генах. Именно поэтому мы вас известили. Сейчас сгодятся любые гипотезы.
— Предметом исследований были способы передачи? — подняла руку доктор Малкович.
— М-да, — полковник отодвинул стул и посмотрел на Рокси с нескрываемым интересом. — Только не надейтесь, что я знаю ответы на все вопросы. Я не знаю практически ничего.
— Но вы же представляете комиссию?
В лаборатории
— Комиссия? М-да, — Малой расстегнул две верхние пуговицы рубашки. — Комиссия — это где-то там, наверху. Я всего лишь крошечный винтик, гаечка, кнопочка, хе-хе…
Рокси до одурения захотелось встать и включить верхний свет. Ей почему-то стало холодно, точно включили кондиционер. Она не встала только потому, что позади сопел грузный Адабашьян, и пришлось бы перелезать через его ноги. С другой стороны, шеф внушал ей некоторую долю уверенности. С ним было не так страшно.
Человек у портьеры с хрустом разворачивал что-то. По звуку что-то чертовски похожее на пакетик с солёными сухариками.
— Если только вы приводите верные цифры, — спросил Адабашьян.
— Никакие цифры теперь не верны, — сухо ответил полковник. — Всё приблизительно. Отныне точных расчётов не ждите. Статуправление распущено по домам. Наш расчётный центр работает с перебоями. Половина офицеров не выходит на службу. Многие покинули город вместе с семьями.
— Тем не менее, — кашлянул Роберт, — не стоит недооценивать солнечную активность.
— Они выяснили, ваши люди в лабораториях? Выяснили, как происходит заражение? — спросила Анна Сачек. Она не спросила, а почти выкрикнула. Рокси подумала, что женщина из социального министерства тоже что-то чувствует.
Что-то надвигалось. Не с верхних этажей, и не по пустым коридорам. Что-то росло прямо тут, в затенённом холодном классе. Шепоты обрастали костями и мясом.
— Они ничего не нашли, — раздельно произнёс полковник и закурил вторую сигарету. — Никаких следов инфекции. Простейший математический расчёт показывает, что на каждую тысячу самоубийств подростков, совершённых сегодня, завтра придётся восемь тысяч случаев суицида взрослых. А послезавтра…
— Двадцать четыре тысячи, — не удержалась Рокси. — И семьдесят две тысячи на следующий день.
— А вы — молодчина, хи-хи! — каркнули из темноты. Рокси дёрнулась, словно её укололи. Она так и не поняла, кто засмеялся. Человек у окна шуршал обёртками и громко чавкал.
— Отлично считаете. — Огонёк сигареты описал круг. — Только одна ремарка. Сегодня уже не третий, а пятый день или шестой, м-да…
— Г-ох… — Адабашьян издал клокочущий звук, как будто ему в горло попала кость.
— Но… Не существует болезни, которая распространялась бы такими темпами, — пискнула Анна.
— Вы хотите сказать, что сегодня могли покончить с жизнью шестьсот тысяч человек? — спросила Рокси.
— М-да… Предположительно, по стране на порядок больше. И примерно столько же совершено убийств. Либо покушений на убийство.
— Полковник, одну минуту, — ужом зашипел чиновник из команды губернатора. — У нас в пресс-службе совсем иные данные. В городе сохраняется спокойствие…
Рокси захотелось сильно зажмуриться и сосчитать до десяти.
— А теперь спросите меня, что объединяет эти случаи? — полковник снял очки, прошёлся мимо лампы, и Рокси заметила набухшую сетку сосудов в белках его глаз. — Как и все остальные смертельные исходы, пришедшиеся на преступления прошедшей недели?
— Боже мой, неужели кукуруза… — ахнула Рокси.
— Почему кукуруза? — дёрнулся Малой.
— Да как-то… Вы же сами сказали профессору, что у девочек в желудках кукуруза. Ну, у тех, кто прыгнул с крыши…
— Ах да, извините, ну, конечно же! — Малой неожиданно расхохотался. Рокси вздрогнула и почувствовала, как позади вздрогнул Адабашьян.
— Прошу вас, не обращайте внимания, это пройдёт! — полковник корчился, словно не мог сдержать приступ смеха.
— Ничего страшного… — торопливо заговорила Рокси. — Просто я сейчас как раз занимаюсь этой культурой, и вдобавок сегодня позвонил мой… мой бывший муж и сказал, что его изваляли в кукурузе.
— Изваляли? — Малой кое-как пришёл в себя.
— Как я поняла, там кого-то вырвало. У него в школе. Он учителем работает. Кого-то вырвало, и он вляпался… — Рокси почувствовала, что несёт полную чушь. Однако на сей раз полковник не улыбнулся. Его странный приступ прошёл так же быстро, как начался.
— Поэтому мы вас и пригласили. Ведь именно вы выдвигаете тезис о перерождении мозговой ткани у теплокровных, питавшихся модифицированными продуктами?
— Но… я ещё не выдвинула… — доктор Малкович растерянно обернулась к шефу. Адабашьян прижал к груди пухлые ладони, всем своим видом показывая полную непричастность к утечке информации.
— Мы следим за вашей работой и, не буду скрывать, восхищены, — молитвенно сложил руки полковник. — Доктор, я бы очень хотел, чтобы у вас с самого начала нашей совместной деятельности сложилось верное представление. Хотим мы этого или нет, но мы находимся в состоянии войны. Причины и моральные принципы, которые якобы заставляют кого-то отсидеться под кустом, для меня не существуют. Это война для каждого.
— Никому не удастся лечь на дно, — бесцветным голосом добавил мужчина, сидевший у окна, и громко икнул.
— Что вы конкретно хотите знать? — хрипло спросила Рокси.
— Всё. В первую очередь — возможно ли такое, чтобы генетические изменения произошли одновременно с сотнями тысяч человек и на огромной территории?!
Рокси беспомощно повернулась к шефу. Адабашьян толкнулся ногами, подъехал к столу, под свет. Его обычно свежее лоснящееся лицо как-то разом постарело.
— Да, — выдавил он. — Конкретно мы именно так и считаем. Но это не официальная точка зрения Учёного совета и руководства института.