Дети сумерек
Шрифт:
Леонид настроил бинокль. Раньше от гипермаркета к автоцентру вела крытая галерея, по обе стороны от которой располагались мелкие бутики и сувенирные лавки. Очевидно, некоторое время назад с улицы, перескочив поребрик, ворвался на тротуар рейсовый автобус. Он снёс несколько столбов, опрокинулся и сгорел. Прозрачная крыша галереи рухнула, завалив центральный вход в автосалон. Один из боковых выходов распахнул двери на Липовую аллею, но там Гризли ждало слишком открытое, простреливаемое место. Прямо перед крыльцом автоцентра он разглядел в бинокль дюжину трупов и несколько мотоциклов.
— Зайдёшь справа, со стороны сквера. Там не простреливается
Гризли заехал в автомагазин прямо сквозь разбитую витрину. Авар не обманул — машины, стоявшие возле окон, угнали, а элитные авто, застывшие на вращающихся платформах в глубине зала, почти не пострадали. Угнать их было сложнее; эта часть помещения находилась выше почти на полметра, а выкатывать «хаммеры», «геленвагены» и «рейндж-роверы» потенциальным клиентам предлагалось через запертый двор. Кроме того, ключи от машин наверняка прятал дежурный менеджер. Снаружи магазин выглядел чистеньким, ухоженным, если не считать выбитых окон, и физик уже обрадовался, что хотя бы здесь он будет лишён сцен насилия. Однако стоило выйти из машины, как в нос ударил запах горелого мяса и врассыпную кинулись крысы. Гризли насчитал три трупа, сгоревших вместе с машинами, и ещё два, обглоданных грызунами, в соседнем зале под логотипом «Тойоты».
Он выбрал чёрный бронированный «хаммер». Собственно, выбор пал на него именно по причине наличия брони. У других роскошных красавцев столь важной опции не оказалось. Двумя ударами приклада Гризли взломал столик менеджера, подобрал ключи. Когда он закончил перетаскивать из «фиата» свои пожитки, в зале начало темнеть. Очень близко пророкотал военный вертолёт; Гризли спросил себя, кто там за штурвалом, уж не зеленоглазые ли парни с волосатыми конечностями? Наконец он закончил и, только утонув в мягком анатомическом кресле, ощутил, насколько устал. Хотелось свернуться калачиком в глубине бронированной кабины и уснуть…
Горючего хватало только-только, но физик совершил вылазку в «японский» сектор, и там его ожидало приятное открытие. За победу в какой-то радиоигре лучшему говоруну присуждались две двадцатилитровые канистры топлива и банка масла. Об этом кричали вывески и стикеры, повсюду валяющиеся на паласах. Зажимая нос платком, Гризли разыскал эти две запечатанные канистры на втором этаже, в стеклянной будочке директора магазина. Он заправился и уселся за руль с новым настроением.
— Я еду в «хаммере», и как назло — никого с фотокамерой! — сказал Гризли своему отражению в зеркальце. Потом дал газу, легко преодолел три ступеньки, вышиб бампером раму с остатками стекла и выехал во двор. Во дворе он на всякий случай остановился, дабы получше разобраться с кнопками и рычагами.
Повинуясь прикосновению пальца, на панели загорался экран с картами крупных городов Европы, а мелодичный женский голос на четырех языках предлагал оптимизировать маршрут. Другая кнопка за минуту подняла температуру в салоне до тридцати градусов; Гризли пришлось спешно проветривать. Задние сиденья легко снимались и складывались, так что он мог, смело усадить и пять, и семь человек. Он разобрался с подкачкой колёс, десятком никому не нужных электроприводов и трансмиссией. Управление мостами и подвеской он до конца не освоил, надеясь, что разберётся по ходу дела. Всё равно на панели светилась масса приборов, никак не влияющих на скорость.
Железный друг и Верный конь ждали героя. «Неплохо бы ещё Преданную подругу, — иронизировал над собой физик, в последний раз проверяя амуницию. — Тогда у меня будет полный комплект Настоящего героя…»
Герой захлопнул дверцу, завёл мотор и закурил длинную, когда-то невероятно дорогую, сигару. От сигары попёр удушливый дым, но Настоящему герою полагалось вдоволь посмолить перед смертью. Затем Настоящий герой воткнул в магнитолу диск «Дип пёпл» и поехал в кино.
30
«ПАРАДИЗО»
Спустя четверть часа Гризли смотрел на окна центра развлечений «Парадизо» в полевой цейсовский бинокль. В «Парадизо» шум королевского бала не стихал уже вторую неделю. Вокруг, на парковках, в пустом бассейне и на крыше, жгли костры, взрывы хохота перемежались стрельбой, иногда ветер доносил обрывки очень странного пения, по музыкальному строю похожего на шаманское камлание. И что самое обидное — у этих стервецов оставалось электричество.
Круглые сутки, счетверённые прожектора на штангах поливали светом сотни метров прилегающей площади и задворки. Нечего было и думать о том, чтобы подобраться незаметно. Уроды прибывали и убывали почти беспрерывно, большими группами, но чаще по двое, по трое, и практически никогда — поодиночке. Что они там делали, оставалось неясным. Судя по маячившим у главного входа фигурам с автоматами наперевес, у посетителей киноцентра ещё оставалась некая организация, не позволявшая окончательно озвереть.
— Стаи… Они уже не могут без стаи, — сказал себе Гризли. — Личностей не осталось…
«…Вступающий в Долину радости наг и бос…
Вступающий в Долину вкушал лучшее, дабы, верно, оценить предстоящее.
Вступающий в Долину вкушал худшее, дабы предвидеть предстоящее.
Вступающий в Долину радостен и подобен свежему соку плодов её…»
В помещение киноцентра он проник сравнительно легко, едва стемнело. Пришлось несколько раз притормаживать или заезжать в подворотни, когда ошалевшие уроды проносились с воплями на мотоциклах. Затем он газовал что было мочи через площадь Согласия, лавируя между застывшими фонтанами, грудами мусора и сгоревшими полицейскими автомобилями. Он ехал и молил бога, чтобы никто не приметил его чёрный броневик. Позади хохотал и дрался цепями любимый город, а навстречу скалилась выбитыми окнами раскрашенная туша «Парадизо».
Гризли ворвался по ступенькам прямо в холл нижнего этажа. Здесь, у костра, спали вповалку человек восемь. Бывший учитель загнал машину поглубже в угол, заглушил мотор и занялся экипировкой Железного друга. Потом Настоящий герой сунул в рот незажжённую сигару и вышел наружу. Спящих у костра он расстрелял без сожаления. Когда стихло эхо выстрелов, он различил пение.
«…Нет числа им, прошедшим путь пустоты, как нет следов идущих впереди…
Нет света идущим, кроме того света, что принёс в пустых руках каждый…»