Дети вампира
Шрифт:
От наших с сестрой ласк и фатальных поцелуев Лебо быстро слабел. Мы с Жужанной, точно голодные звери, впились в него, продолжая высасывать кровь из обмякшего тела. Если бы мы не держали его с обеих сторон, он бы упал, как тряпичная кукла.
Жужанна подняла на меня взгляд. Кровь и чувственные наслаждения опьянили ее. Мы переглянулись, и каждый увидел в глазах другого полное удовлетворение. Оторвавшись от Лебо, Жужанна торопливо шепнула (ее губы и зубы были перепачканы кровью англичанина):
– Ну что, так вкуснее? После этого кровь всегда вкуснее...
Сестра была права,
Крови в жилах Лебо оставалось все меньше. Мне приходилось уже не пить, а высасывать ее. Сердце англичанина постепенно замирало и наконец совсем остановилось.
Лебо был мертв, но я все равно продолжал вытягивать из него остатки крови, забыв, чем мне это грозит. Жужанна с силой, которой не может обладать ни одна смертная женщина, оторвала меня от тела англичанина. Когда мертвый Леборухнул на пол, из моей глотки вырвался звериный рык.
Мне было мало! Я хотел еще! Я в ужасе взглянул на Жужанну. Моя сестра отбивалась от назойливых приставаний Лайенса.
– Этого, мой милый брат, я отдаю тебе целиком, – произнесла она и озорно улыбнулась.
Я подошел к Лайенсу со спины. Шаги мои были нетвердыми – видимо, вино, бурлившее в крови Лебо, частично передалось и мне. Но сейчас я не испытывал мук голода, к тому же у меня прибавилось сил; я стал ловчее. Убийство второй жертвы превратилось в забаву, перспектива которой приятно будоражила меня. Падение Жужанны словно принесло мне свободу, и впервые за все эти месяцы я позволил себе наслаждаться охотой.
Стоя позади своей жертвы, я на секунду замер. Я смотрел из-за толстой, скрюченной спины Лайенса на жемчужный блеск шеи Жужи, на единственный локон ее темных волос, выбившийся из безупречной прически. Как же это было красиво – черный локон на белоснежной коже.
Я утолил первый голод и теперь мог охотиться, не торопясь, получая удовольствие от каждого движения. Но когда я приблизился к Лайенсу вплотную, витавшие вокруг него ароматы вновь разожгли во мне аппетит. Пахло недавним совокуплением, остывающим телом мертвого Лебо, наконец, пахло другим телом – потным и полным горячей крови.
Я с предельной осторожностью коснулся плеч Лайенса. Поскольку он стоял ко мне спиной, я не стал погружать его в состояние сладостного забытья. Падение сестры оказалось заразительным: меня не волновало, какими будут последние минуты этого борова.
Молниеносным движением я впился в шею Лайенса, почувствовав на языке обжигающе соленый вкус его пота.
Лайенс качнулся назад, завопив от боли и страха. Жужанна вырвалась из его рук и удобно устроилась на бархатных подушках, чтобы полюбоваться зрелищем. Собственная нагота ее ничуть не смущала. На губах сестры играла довольная чувственная улыбка.
Боже, прости меня... хотя я едва ли могу рассчитывать на Его прощение. Стыдно сознаваться, но сопротивление Лайенса приятно возбуждало меня и доставляло наслаждение. Англичанин бился, пытаясь освободиться, но я крепко держал его, снова и снова прокусывая толстую кожу. Наконец я добрался
Струя крови попала Жужанне на лицо и грудь. Смеясь, моя сестра открыла рот и стала ловить алые капельки с невинной радостью маленькой девочки, пытающейся поймать на язык снежинку. Но ее удовольствие было коротким, ибо я тут же припал к жизнетворному источнику и начал неистово пить. Вскоре Лайенс ослабел и прекратил брыкаться, а затем и вовсе повис на мне. Его сердце бешено колотилось, как у воробья, попавшего в силок.
Я продолжал пить, не обращая внимания на тяжесть его тела. Почувствовав, что Лайенс мертв, я сразу же оторвался от него. Труп англичанина грузно повалился на пол. У меня вдруг сильно закружилась голова. Я упал на диван, голова моя опустилась на подушки. Кровь моих жертв, перемешанная с шампанским, подстегнула мои мысли, и они понеслись.
Я закрыл глаза и провалился в сон. Теперь я уже был не жалким убийцей, пленником венских ночей, а простым смертным, ехавшим из Вены в Буда-Пешт. Стучали колеса поезда. Я лежал в темном купе, рядом с женой и ребенком, которому вскоре предстояло родиться... Знай я, какая судьба ждет меня в родных трансильванских горах, я бы ни за что туда не вернулся. Мы бы бежали даже из Европы. О Мери, моя дорогая Мери! Как же безрассудно я поступил, когда привез тебя прямо в логово чудовищного зла, о существовании которого даже не догадывался. Теперь мне остается лишь уповать на то, что ты и наш сын находитесь в безопасности и недосягаемы для Влада...
Сон продолжался. Я протянул руку к спящей жене. Мери шевельнулась. Золотистые ресницы дрогнули, веки медленно поднялись. Она открыла глаза... Каким удивительным спокойствием веяло от этих синих сверкающих очей, сколько любви было в них! Я заплакал и придвинулся к ней...
...оказавшись в коляске на лесной дороге, где нас настиг Влад. Глухо рычали волки, неистово ржали испуганные лошади. В. презрительно смеялся над нашей попыткой бегства, но вскоре его смех превратился в злобный крик, когда он увидел, как Мери, нацелив мне в грудь револьвер, пристально посмотрела на меня.
Взгляд жены был полон бесконечной любви и сострадания.
Выстрел. Едкий запах пороха. Острая боль, пронзившая сердце.
Но на этот раз я не умер. В своем полубезумном сне я сумел поймать тонкие белые пальцы Мери. Слезы хлынули у меня из глаз, когда ее руки призывно потянулись ко мне. Мери, живая, настоящая Мери; я держал ее в объятиях, уткнувшись в ее золотистые волосы, которые стали мокрыми от моих холодных слез. Меня охватила любовная страсть, какой я не знал при жизни. Даже смерть не смогла погасить моего желания.
Я уступил ласкам Мери, ее словам и овладел ею... или она овладела мною? Сладостная истома несколько остудила мою страсть, и в момент высшего наслаждения прекрасный образ Мери вдруг, дрогнув, исчез, а его сменило лицо нашей бывшей горничной Дуни.
Я испуганно закричал. Но истома вновь окутала меня своим покрывалом. Я увидел другой сон. И опять Мери была рядом, и я страстно ее желал. Я овладел женой и только потом осознал, что ее лицо перепачкано свежей кровью.
Во сне я пригляделся и снова закричал. Женщина, лежавшая рядом со мною, была не Мери. На этот раз, к моему величайшему ужасу, я обнаружил возле себя собственную сестру.