Дети воды
Шрифт:
— Послушаешься ли ты меня теперь?
— Да, мадам, вы сильнее меня и мудрее меня.
— Что ж, выбирайся. Но помни: ослушаешься меня, станешь опять творить зло — попадешь в еще худшее место.
— Простите, мэм, но я вас раньше никогда не видел, как же я мог вас ослушаться?
— Не видел? А кто сказал тебе: в грязи живешь — грязным и останешься?
Граймс поднял на нее глаза, и Том поднял па нее глаза. Голос старой феи напомнил им ирландку, встреченную давным-давно, в тот день, когда они с Томом отправились
— Я еще тогда предостерегла тебя, но ты не послушался. Каждое грубое слово, каждое злое дело, каждая попойка, каждый день без умывания — вот они-то и сложили для тебя эту ужасную трубу!
— Если бы я знал…
— Думаю, ты знал, что делаешь, ты творил Зло и тем самым шел против меня, даже и не зная этого. Что ж, вылезай, может быть, у тебя остался еще один шанс.
Граймс встряхнулся, и что же? Если бы не шрамы у него на лице, он выглядел бы, как обычный работящий мужчина. Так, как и должен был бы выглядеть обычный работящий трубочист.
— Отведите его вниз, — повелела фея дубинке, — да выдайте пропуск.
— И что он должен делать?
— Пусть вычистит кратер Этны, там уже работают другие, такие как он. Но если в то время, как они работают, кратер загрязнится и снова случится землетрясение, приведите их всех сюда, и я разберусь, в чем там дело.
И дубинка увела мистера Граймса, а он даже не сопротивлялся.
Насколько мне известно (а может, неизвестно), он по сей день чистит кратер Этны.
— Что ж, ты сделал свое дело, — сказала фея Тому, — Хочешь вернуться назад?
— С радостью, но как?
— Я выведу тебя отсюда по запасной лестнице, только сначала я завяжу тебе глаза: это моя собственная лестница, и ее никому нельзя показывать.
— Я никому ничего не скажу, мадам.
— Тебе так кажется, мой милый. Стоит тебе оказаться среди людей, как ты забудешь свое обещание, так что будет лучше, если я все же завяжу тебе глаза. — Одной рукой она наложила ему на глаза повязку, а другой через секунду сняла ее и сказала: — Ну вот, все в порядке.
Том так и разинул рот, ему-то показалось, что они стояли на месте, по когда он огляделся, то увидел, что он п правда на какой-то лестнице. Описать ее невозможно, потому что никто точно не знает, что это такое.
Сначала Том увидел высокие черные кедры, четко вырисовывавшиеся на фоне розового восхода. Потом он увидел родной остров, отражавшийся в спокойном серебряном море. Ветер пел тихую песню в кронах деревьев, вода напевала свою мелодию, забегая в пещерки, морские птицы распевали па все голоса, летя навстречу заре, а лесные птицы подпевали им с берега. Воздух был полон пением, и в нем постепенно стал слышен один чистый нежный голос. Это пела утреннюю песнь молодая девушка.
Когда Том оказался возле острова, он увидел прелестное юное создание — девушку, сидевшую у самой воды, она болтала в волнах
— Ах, Элли, как ты выросла!
— Ах, Том, как ты вырос! — вскричали они одновременно.
Да, она превратилась в высокую красивую женщину, а он — в высокого симпатичного мужчину.
— Наверное, я выросла, я ждала и ждала тебя, мне кажется, прошли века, а я все ждала! Я уж стала бояться, что ты не придешь.
— Века? — удивился Том.
Впрочем, он столько всего повидал в своих странствиях, что устал удивляться. Кроме того, стоило ему увидеть Элли, как он позабыл обо всем на свете. И вот он стоит и смотрит на Элли, а она стоит и смотрит па него. И так им понравилось это занятие, что они простояли, не шевелясь, семь часов или семь лет, кто знает.
Наконец, они услышали, как фея зовет их:
— Дети, дети, да посмотрите же и на меня!
— Но мы же и смотрим на вас! — отвечали они.
Они повернулись к ней и хором вскричали:
— Да кто же вы?
— Вы — миссис Воздаяние!
— Нет, вы — миссис Поощрение!
— Смотрите еще, — произнесла фея.
— Вы — та ирландка, которую я повстречал когда-то давно!
Ни та, ни другая, ни третья — все сразу!
— Имя мое написано в моих глазах, прочтите его!
И они посмотрели в ее огромные глубокие нежные глаза, и цвет их менялся быстро-быстро, как меняются отблески света в чистейшем алмазе.
— Прочтите мое имя! — произнесла она снова.
Тут глаза ее блеснули таким нестерпимым светом, что дети невольно закрыли лица руками.
— Не пришло еще ваше время, мои милые, не пришло, — сказала она с улыбкой. Потом она повернулась к Элли. — Теперь ты можешь брать его с собой по воскресеньям, Элли. Он сделал то, чего совсем не хотел делать, он стал мужчиной и завоевал свое право быть рядом с тобой.
И Том стал проводить вместе с Элли воскресенья, а потом и будние дни. Он продолжал учиться и стал известным ученым, он знает все про железные дороги, моторы и машины, и телеграф, и все-все-все. Правда, он не знает, почему из куриных яиц нельзя вывести крокодила и еще кое-какие пустяки, но этого ведь никто не знает. Зато пока он жил под водой, он узнал много такого, что было никому на земле неизвестно.
— И что же, женился он на Элли или нет? — спросишь ты: сказка-то кончается.
Милый мой, разве ты не знаешь, что в сказках кто-нибудь женится на принцессе или кто-нибудь выходит замуж за принца? Ну вот, а Том — простой трубочист, полюбивший не принцессу, а обычную девочку. Что до Элли, то она — обычная девочка, полюбившая не принца, а трубочиста. Поэтому я и не могу тебе сказать, что они в конце концов решили. Знаю лишь, что чем взрослее они становились, тем сильнее любили друг друга, и никогда не разлучались.