Дети зимы
Шрифт:
В немой тишине ему на мгновение почудилось, что на лугах мирно пасутся его суффолкские овцы, его гордость и надежда, что там все, как прежде. Но это был лишь мираж. Пастбища пустовали, хотя над ними по-прежнему витал запах овец. Надо искать Иви тут, на пустоши, прежде чем холод унесет ее туда, откуда уже нет возврата. Она где-то здесь, близко, и ее еще можно спасти.
Кэй сидела за спиной Ника, отчаянно вцепившись в его плечи. Вопреки всем советам они выскочили со двора фермы на полевую дорогу и, сверкая фарами,
Лицо Ника окаменело. Он сосредоточенно молчал. Он знал, куда едет, хотя его очки залепило мокрым снегом. Когда дорогу преградили снежные наносы, он принялся как безумный расчищать ее, даже не переводя дух; Кэй помогала ему голыми руками. И вот они помчались дальше по древней дороге вдоль промерзшей каменной стены. Потом он остановился, стал смотреть по сторонам, звать.
– Она должна быть где-то здесь. Это то самое место, где Агнес едва не потеряла свою дочку. Тут часто случаются всякие несчастья. Иви! – крикнул он, борясь с ветром.
Кэй дотронулась до его руки.
– Что это там… на снегу у стены? – На снегу виднелось темное пятно. Полные надежды, она помчались туда, но это оказался лишь торчавший из снега камень. Кэй почувствовала, как в ней закипает паника. Все бесполезно… Тут никого нет.
– Ничего не получается, – заплакала она и понуро поплелась к квадроциклу.
– Тут рядом место, отмеченное в «Травнике». – Губы у Ника потрескались, глаза сверкали. – Она должна быть где-то рядом.
– Этот призрак, который ты видишь… как выглядит? – спросила Кэй.
– Иногда это женщина в плаще, собирающая грибы, но в последнее время она является в виде старухи с выпученными глазами и больше походит на мешок с костями, – ответил он.
– Как ты думаешь, она может быть матерью, вернее, когда-то была матерью, которая потеряла своего ребенка и сошла с ума от горя и тревоги… и она ищет, ищет… как я? Тогда не кричи на нее, Ник. Гневные слова никогда не слушают. Уговаривай ее, выслушивай, сочувствуй… Дай мне поговорить с ней. – Откуда у нее взялись эти мысли? Ведь она испытывала лишь ненависть к этому чудовищу. – Может, она появится, если я отойду подальше? – Но он покачал головой и схватил ее за руку.
– Давай искать тут и звать Иви. Я уверен, она близко от места, где детская коляска покатилась и ударилась о стенку.
– А что с ребенком?
– Ребенок не пострадал. Иви! – закричал Ник. – Где же ты прячешься, черт подери?
Он вскочил на квадроцикл, и они помчались в темноту, сверкая фарами. Остановились у загона с высокими стенками. Ник вытащил фонарь.
Они ходили кругами с фонарем. Он включил фары, и они уныло сидели на квадроцикле, замерзшие. Потом опять кричали, звали, нарушая рассветную тишину. Кэй прошла вдоль стены.
– Тут ничего нет, только снег и камни. Поедем дальше.
– Нет, я уверен, что здесь то самое место… Иви!
Бланш чувствует, как она против своей воли словно летит над заснеженными полями Уинтергилла вдоль дороги к старому фермерскому дому. Хепзиба все еще ждет в дверях, размахивая фонарем, машет руками.
– Заходи, кузина, переступи через порог. Вон, гляди. Кого ты видишь возле камина?
Бланш всматривается, вглядывается сквозь открытую дверь, различает какие-то фигуры, мелькающие перед камином; они разговаривают между собой, что-то делают.
– Я ничего не могу разглядеть. – Она напрягает глаза, пытаясь понять, чего от нее хотят.
– Погляди сама, кто там внутри, хорошенько вглядись, подойди ближе… – шепчет серебряный голос, и ей хочется посмотреть, но она боится. – Возьми себя в руки, отбрось свой страх и погляди получше.
Туман перед ее глазами рассеивается, теперь она видит знакомые лица людей, сидящих у очага – Натаниэль и его мальчишка-помощник. Они смеются и глядят на нее… Ей чудится или она вправду видит отца Майкла с кружкой эля? Только он не старый, а высокий и крепкий, каким она увидела его впервые.
Тут ее сердце трепещет – на дубовом сундуке лежит плащ ее супруга. Да, точно – вот и сам Кит. Она видит кружева его манжет, дорогой камзол из синего бархата. Что это – дьявольское наваждение? Бланш пятится назад. Нет, такое невозможно… Это всего лишь химеры, созданные моим усталым рассудком. Свет слишком яркий. Она ослеплена и пятится от порога, но Хепзиба протягивает к ней руку.
– Сейчас пора уходить, кузина; пора нам с тобой сидеть у очага вместе с супругами. Мое дело сделано. Я привела тебя домой и больше не могу тут оставаться. Теперь ты должна сама выбрать свой путь. Больше я ничего не могу для тебя сделать.
– Но где же мой ребенок? Ты обещала мне, что я увижу свою Анону. Подожди, Хепзи. Мне страшно… Такой яркий свет…
Хепзиба исчезает в глубине дома, но ее голос еще слышен.
– Сестра, пред тобой явятся все, только когда ты отпустишь ту, кого держишь возле себя. Это не Нони, кого ты держишь… избавься от своей алчности и зависти… от злости и покушений на невинных отроковиц. Отпусти ее, и ты увидишь ту, к которой стремится твое сердце. Доверься высшей мудрости и милосердию. Заходи в дом и смотри. Отпусти ту, что крепко удерживает тебя здесь. Она не твоя, и ты не можешь взять ее с собой. Поверь моим словам. Тебе пора возвращаться домой.
Теперь Бланш разрывается между боязнью и страстным желанием, которое никогда не пропадало, днем и ночью, от луны до луны. Знакомые плитки пола зовут ее; они отполированы до блеска другими пилигримами, они – надежная дорога к свету, прочь от этой холодной ночи с ее ужасными тенями. Вот только слезы застилают ей глаза, мешают ясно видеть комнату. Она разжимает пальцы и отпускает маленькую руку, которую крепко держала все эти часы, находя в этом утешение… Она шагает через порог.
Неожиданно свечи начинают мигать, она чувствует палящий жар на лице, а еще ее душу больно жжет страх, что она недостойна общества, собравшегося у знакомого очага. Кит глядит на нее с улыбкой.