Детонатор для секс-бомбы
Шрифт:
– Соседка, говоришь?! В твоей деревне? – задумался приятель Михалыча. – Вообще-то я не имею права принять от тебя это заявление. Это не мой участок. Но я могу звякнуть кое-кому. Вроде бы есть у них там один инициативный паренек. Он должен помочь.
И он в самом деле взял трубку и куда-то позвонил.
– Пусть Клава или дочка потерпевшей идет в Сусанино, – сказал он, закончив разговор. – Найдут там лейтенанта Захарьева, скажут ему, что от меня. И пусть дочка или соседка пишет там заявление, в котором подробно укажет кажущиеся ей подозрительными
– Значит, мы можем ехать? – спросила Дуня, выходя из отделения. – Вы справитесь и без нас?
– Думаю, да, – кивнул Михалыч. – Сейчас Клавке звякну, и порядок.
Он позвонил и пересказал Клаве, что ей или Катьке необходимо сделать. В ответ трубка разразилась целым набором звуков. Судя по голосу, Клава была очень взволнована.
– Похоже, наш отъезд откладывается, – пробормотала Мариша, обращаясь к Дуне, та в ответ лишь молча кивнула.
В это время Михалыч отключил трубку и сказал подругам:
– Катька приехала. Клавка говорит, что у нее шок. Как дом матери увидела, свалилась без чувств. В себя никак не приходила. Бабам даже пришлось ее в больницу везти. А там выяснилось, что она беременна. Теперь не знают, останется ребенок или она его потеряет.
– Вот ужас-то! – охнула Мариша. – А где больница?
– Так в Сусанине есть медпункт, – ответил Михалыч. – А при нем больничка на десяток коек.
– Нужно поехать к Катьке, – сказала Мариша. – Поддержать ее. А заодно спросить, не говорила ли ей мать, что собирается продать машину. И вообще, о своих планах.
– Ага, – кивнула головой Дуня. – Поехали.
И подруги двинулись обратно в Сусанино. Там они без труда нашли больницу, а в ней Катьку. Девушка и в самом деле выглядела плохо. Бледная, под глазами огромные синяки, а лицо распухшее и в красных пятнах. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Катька рыдала не переставая. Увидев подруг, она на минуту замерла от неожиданности. Но, должно быть, от шока или от лекарств, которыми ее обкололи, она плохо соображала, потому что тут же протянула к девушкам руки и радостно воскликнула:
– Девчонки, вы за мной из Питера примчались? Вы уже знаете, что случилось?
Мариша с Дуней молча кивнули и присели на кровать рядом с Катькой.
– Какое горе! – снова зарыдала Катька. – И что это на меня в последнее время все валится и валится? Сначала работу потеряла. Думала, что никогда меня оттуда не уволят, а у начальницы невестка с ребенком три года дома отсидела, а тут его в деревню к бабке отправила, а сама работать решила пойти. Вот начальница ее на мое место и пихнула.
– Значит, ты не сама уволилась?! – удивилась Мариша. – А нам Наталья Дормидонтовна…
– Так я ей сказала, чтобы она не расстраивалась шибко на людскую подлость, –
И Катька снова всхлипнула. Высморкавшись в платок, который протянула ей сердобольная Дуня, Катька продолжала:
– А потом, только я последнюю смену отработала, как арестовали Вадьку. Но самое ужасное, что с мамой-то моей случилось. Никак не поверю, что она могла просто так в доме сгореть. Она же в нем каждый гвоздик знала. Нет, уверена, этот мужик, которому она машину хотела продать, ее убил. А деньги себе забрал. Чем плохо? И деньги при нем, и машина. И спроса с него никакого.
И она снова заплакала и зарылась лицом в подушку.
– И ребенка чуть не потеряла, – заявила она, наконец слегка утихнув. – Вот ведь уж точно говорят: пришла беда – отворяй ворота. Просто жить страшно становится. Все думаю, какой мне судьба на завтра еще подарочек приготовила.
– Не нужно так думать, – вздохнула Мариша. – Все это, что тебе выпало, конечно, ужасно. Но все проходит. И эта черная полоса в твоей жизни тоже пройдет. Того мужика с машиной найдут. Если виноват, накажут. Страховку за дом ты получишь. Ребеночка родишь, а там и Вадьку отпустят. Женитесь и заживете на славу.
– Но мама!.. – зарыдала уже в голос Катька. – Моя мама! Кто ее-то мне вернет?
Подруги растерянно замолчали. Ответить им было нечего. К счастью, в палату влетела пожилая фельдшерица, заменявшая тут весь персонал.
– Что вы мне больную расстраиваете! – возмущенно закричала она на подруг. – А ну пошли отсюда! Не могу же я ей сильные лекарства колоть. Она же беременна. Миленькая моя, успокойся. Сейчас укольчик легонький тебе сделаю. Нельзя тебе волноваться, мать не вернешь уже, а ребеночка потеряешь. А вы идите отсюда!
Девушки начали пятиться к выходу.
– Девочки, Клава там хлопоты с похоронами взяла на себя! – крикнула им вслед Катька. – А вас прошу, сходите в милицию. Скажите, что я не верю, что мама сама сгорела.
– Так, а что сказать-то? – упираясь и не давая фельдшерице окончательно выпихнуть ее из палаты в коридор, крикнула Мариша, уже буквально цепляясь за косяк двери. – Ты знаешь, кто тот мужик, кому мама твоя машину продавать собиралась? Она тебе говорила?
– Был разговор, – ответила Катька. – Мама обмолвилась, что машина у нее барахлит. Своим в деревне продавать потому не хочет, да и некому. Денег таких ни у кого не водится. Так что придется кому-то из Костромы ее предложить. Мама даже объявление давала в Костроме. Звонили много, мама в Кострому ездила, машину показывала. Вроде бы один мужик согласился на мамину цену. Но зачем-то хотел к маме приехать, еще раз машину посмотреть. Наверное, он и приезжал.