Детские игры
Шрифт:
Прибыв в Восьмую студию, они обнаружили там Герберта, которого окружили чуть ли не все задействованные в передаче сотрудники, в том числе, естественно, и сам Уэлмен. Здесь же из угла в угол вышагивал старший Пиннер, лицо и вся поза которого выражали безграничное отчаяние. В общую дискуссию встрял даже угрюмый сотрудник ФБР, доселе предпочитавший молча отсиживаться в углу. Что же до самого мальчика, то он сидел за столом и лишь методично качал головой, приговаривая — тихо так, почти шепотом:
— Нет, нет, не могу… нет, нет.
— Но в чем
— Не не хочу, а не могу, — отрезал Герберт. — И не надо спрашивать, почему да отчего.
Рид обратил внимание на то, что подросток постоянно сжимал кулаки — с силой, почти яростно, отчего даже суставы пальцев побелели.
— Герби, послушай меня. Я обещаю, что у тебя будет все, что только твоя душенька пожелает. Ты меня хорошо понял? Да, тот телескоп, о котором ты всегда мечтал — не будем ждать конца семестра, купим его сегодня же! Да, именно сегодня, вечером!
— Не нужен мне никакой телескоп, — угрюмо проговорил мальчик. — Ни к чему он мне теперь.
— Ладно, а доску эту свою… скейт-борд, хочешь, а? Или даже плавательный бассейн? Ну скажи мне, чего бы тебе хотелось?
— Ничего мне не надо, — отвечал Герберт.
Отец продолжал кружить возле стола, где сидел мальчик; вид у него был пришибленный. Наконец, заметив стоявшего в стороне Рида, он стремительно засеменил к нему, проворно переставляя свои коротковатые ноги.
— Ну сделайте же что-нибудь, мистер Рид, чтобы он снова заработал! — в отчаянии проговорил мужчина.
Рид досадливо поморщил лоб. В принципе, если разобраться, в этом его работа и заключалась. С трудом протиснувшись к столу, он опустил ладонь на плечо мальчика.
— Герберт, то, что говорят эти люди — это правда? Тебе не хочется больше участвовать в этой передаче?
Герберт поднял на него свой взгляд, и психолог прочитал в глазах подростка такую усталость, даже боль, что невольно испытал чувство вины и сострадания.
— Да нет, я просто… не могу. Поймите меня, мистер Рид, я просто не в состоянии больше делать это.
Теперь уже Рид до боли прикусил губу. Как психолог он был обязан разбираться также в проблемах межличностного общения и оказывать воздействие на людей.
— Если сегодня ты не выйдешь в эфир, то очень многих подведешь, тебе это известно? — спросил Рид.
Герберт сразу как-то помрачнел.
— Не могу я, — снова повторил он.
— А о людях, которые тебя слышат и видят, ты подумал? Они ведь могут сильно испугаться. Ты молчишь — и они думают, что случится что-то страшное. Ты можешь заранее сказать, что кому придет в голову?
— Скорее всего, вы правы, мистер Рид, — кивнул мальчик, — но ведь я…
— Ты обязан сделать это, Герберт.
Неожиданно мальчик как-то обмяк.
— Ладно, — кивнул он, — попробую…
По помещению студии пронесся вздох облегчения. Все устремились в просмотровую. Кто-то нервно рассмеялся, послышался возбужденный
В первой части передачи все прошло нормально, как и было запланировано. Правда, голос мальчика звучал не так уверенно и естественно, как обычно, да и руки немного дрожали, хотя заметно это было лишь тем, кто знал подоплеку событий. Наконец, когда миновали первые пять минут передачи, Герберт отложил в сторону какие-то чертежи и схемы, которые до этого показывал зрителям, и с непривычной даже для него угрюмостью в голосе произнес:
— А сейчас мне хотелось бы поговорить с вами о дне завтрашнем. Дело в том, что завтра…
Он сделал паузу, натужно сглотнул.
— То, что ждет нас всех завтра, будет не похоже на то, что мы видим сегодня. Это будет начало нового мира, новой жизни, которая совершенно отличается от дня сегодняшнего. Это будет лучшая жизнь…
Едва услышав эти слова, Рид невольно испытал смутное недоверие. Оглядевшись, он заметил, что все, кто стоял рядом с ним, с неотрывным вниманием вслушиваются в слова мальчика. Уэлмен, который стоял с разинутым ртом, машинально водил пальцем по галстуку, разрисованному ползающими по нему улитками.
— Всем нам хорошо известно, — продолжал мальчик, — что жизнь наша далеко не проста. Человечество пережило массу войн; были в его истории и голод, и эпидемии. Случались и экономические кризисы, преодолевать которые оказывалось крайне трудно; при этом люди умирали от голода, хотя в наших кладовых было полно всякого добра, и от вполне излечимых, но требовавших дорогостоящего лечения болезней. Своими действиями мы истощали ресурсы земли, и потому угроза всеобщего голода становилась все более реальной. Страдания окружали нас со всех сторон…
— Но уже завтра, — голос мальчика заметно усилился, — все переменится. Люди не станут воевать, они будут жить, как братья. Не будут убивать друг друга, забудут о бомбах и снарядах. Вся наша Земля, оба ее полушария, превратятся в благоухающий сад, и плоды в нем будут принадлежать всем людям, которые наконец обретут настоящее счастье, и умирать станут, только когда сильно состарятся. Никто не вспомнит, что такое страх. Впервые за всю историю своего существования люди станут жить так, как и должны жить, как и положено жить роду человеческому.
Во всех городах расцветет культура; всюду будет звучать музыка, развиваться искусство, люди станут читать больше книг. Все население земли примет участие в этом процессе. Человечество станет намного мудрее и взрослее, чем теперь, счастливее и по-хорошему богаче — невиданно богаче. Потом же… — Герберт чуть смутился, будто забыл то, что только что хотел сказать. — Потом человечество всерьез приступит к освоению космоса. Оно покорит Венеру, Марс, Юпитер… Долетит до самых границ Солнечной системы, увидит, как выглядят Уран и Плутон. А потом перед ним откроется путь к звездам… Ну вот и все на сегодня. Желаю вам доброй ночи. Пусть она пройдет для вас спокойно.