Детские сказки
Шрифт:
"Наверное, за зеркальцем", - подумал Миша. Но его мысли уже переключились на дальнейшие действия, и вежливо произнеся: "До свиданья", он поспешил с пляжа. Любовно разгладив четыре десятирублевых купюры, он сложил их пополам и положил в верхний кармашек своей клетчатой рубашки. Теперь его путь лежал к универмагу. Дорогу к нему он хорошо помнил и уже через полчаса входил в заветную дверь. Покупателей в универмаге было не меньше, чем когда они приходили сюда с мамой, потому что в соседних курортных местечках не было такого большого универмага, и люди съезжались за покупками в их городок чуть ли не со всего ближнего побережья, как справа,
Войдя в магазин, Миша уверенно направился к нужному ему отделу, но видно где-то не там свернул и заплутался в лабиринте многочисленных магазинных переходов. "Ничего, - подумал Миша, - я все равно выйду к тому отделу, даже если буду идти наугад, я сразу увижу мою красавицу Чару". И он, глазея по сторонам, упорно пробирался в почти спрессованном потоке покупателей. Его все время толкали, то с одной стороны, то с другой, даже один раз наступили на ногу, но Миша не обращал на это внимания. Наконец он увидел свою плывущую над прилавком Чару, и стал пробираться к ней. Возле отдела стояла большая очередь, продавали хлопчатобумажные трико, которые были в дефиците, И Мише пришлось встать в очередь. Он промаялся в ней целых полчаса, пока подошла его очередь.
– А мне вон ту чайку, чек тоже надо выписывать?
– спросил он.
– Да, конечно, - продавщица равнодушно чиркнула по бумажке и сунула ее
Мише.
Пока Миша стоял в очереди, он уже узнал, где находится касса спортивного
отдела, и уверенно пошел в том направлении. У кассы тоже стояли покупатели. У Миши уже не хватало никакого терпения на эту очередь, но он её честно отстоял, и, привстав на цыпочки, положил на тарелочку, стоявшую перед кассовым аппаратом, свой чек: - Сорок рублей, - сказал он женщине, сидящей за кассой, и полез рукой в свой
кармашек, но ... о, ужас, кармашек был пуст.
Миша оторопел от неожиданности. Он шарил, и шарил рукой по пустому кармашку, понимая всю бесполезность своего действия. Потом посмотрел себе под ноги, как будто только там они и могли очутиться, и стал проваливаться сознанием в какую-то нескончаемую яму.
– Ну что же? Давайте деньги, поторопила кассирша.
– Они... они пропали - еле слышно проговорил Миша и заплакал.
– Посылают же таких маленьких за покупками, - осуждающе сказала женщина,
стоявшая за ним.
– Никто меня не посылал, - горько плача, сказал Миша, несколько отходя от кассы, чтобы не задерживать очередь.
– Украли их у тебя, милок, - сказала какая-то бабушка, - разве можно так близко класть деньги, один соблазн ворам, их надо подальше прятать. А может, потерял, только теперь уже не найдешь, вишь, сколько народу, бесполезное дело. Да ты уж не убивайся так-то! То ли ещё будет в твоей жизни. Что купить то хотел?
– Ча-й-ку, - заикаясь от плача, произнес Миша.
– Чайку?
– переспросила бабушка, - эка беда, да вон их сколько живых летает
над морем. Теперь плач - не плач, слезами горю не поможешь.
Миша ещё раз поелозил рукой по кармашку и медленно, со сморщенным от плача лицом, стараясь сдержаться, направился к выходу из магазина.
По дороге домой он ругал себя всякими словами, где самое почетное место занимали слова "дурак и балда". "Мне их нужно было в руке держать, думал Миша, - зачем я их туда положил. Все теперь! Лучше бы я подарил это ожерелье маме."
Дорогой он немного успокоился, но придя домой, он упал ничком в свою кровать и дал волю всем слезам, что просились из глаз наружу. Потом перед приходом мамы он долго плескал в лицо холодную воду, что бы она ничего не заметила. Но маме было не до него, она сразу занялась хозяйственными делами.
А в ночь погода испортилась, на море поднялся такой шторм, что Миша, просыпаясь, слышал, как что-то грохотало на берегу. Оказалось, на пляже были снесены все раздевалки.
Мама, уходя на работу, наказала Мише, что бы он ни в коем случае не ходил к морю. Миша пообещал, ему самому было страшно выходить из дома. Море бушевало весь день, ветер неистовал, дождь бросал в Мишины окна пригоршни воды, и только к вечеру все немного успокоилось.
На следующий день, немного отойдя от пережитого шока, Миша отправился опять кормить чаек. На море был полный штиль, и даже выглянуло солнышко.
Чайки, как всегда, встретили Мишу радостно. Подбрасывая вверх кусочки хлеба, Миша глазами искал Чару, с некоторых пор он легко узнавал её, но чайки с полосатым хвостом не было видно. Миша все всматривался, и всматривался в мельтешащую стаю, надеясь, что Чара скоро прилетит, но она так и не появилась.
Скормив хлеб, мальчик ещё долго стоял на берегу, потом неспешно побрел вдоль побережья, то и дело останавливаясь и поднимая взгляд в небо, он все ещё надеялся увидеть свою любимицу. "Загуляла где-то" - подумал Миша, и вдруг...
Возле крупного камня, которого раньше здесь не было, это Миша хорошо помнил, он увидел тело мертвой птицы с полосатым хвостом и сразу же понял, что это Чара. Сердце у него ухнуло и куда-то покатилось...
Он медленно, слишком медленно, стал подходить к мертвой птице, надеясь ошибиться. Но нет, это была она, Чара, её невозможно было спутать ни с какой другой чайкой. Миша присел над ней на корточки и беззвучно заплакал. Ему хотелось её погладить, но ему почему-то было страшно.
"Чара, милая Чара, - мысленно обращался он к птице, - это я виноват, что ты погибла. Бедненькая моя!" Ему казалось, что если бы он позавчера пришел к ней на берег, вместо того, чтобы ходить в универмаг за стеклянной игрушкой, то она была бы жива. "Прости меня, Чарочка, я предал тебя, предал, хотел променять на зеленую стекляшку, и за это так наказан. Никогда уже не будет у меня такого друга.
Ах, ты моя бедная! Ты, наверное, не дождавшись меня в тот злополучный день, ждала меня вчера, в этот ужасный шторм, который и убил тебя, такую статную, умную и преданную". Горячие слезы текли по Мишиным щекам, скатывались на песок, окропляли тело птицы, а большую их часть он глотал, не замечая этого.
"Нужно её похоронить", - подумал мальчик, оглядываясь.
Он увидел, зацепившийся за корягу, целлофановый пакет, встал, принес его, и положив в него бессильно обмякшее тело птицы, направился в лесок, что начинался в метрах триста от пляжа. Здесь Миша отыскал палку с заостренным концом и стал ковырять рыхлую землю под высокой раскидистой сосной. Скоро земля стала твердой, но Миша, помогая себе руками и ногтями, все-таки выкопал достаточно глубокую ямку. Он выстелил дно ямки какой-то ароматной травой, растущей неподалеку, и вытащив Чару из пакета, положил на эти благоухающие стебли и листья. Потом долго глядел на мертвую птицу, как бы запоминая её на всю жизнь. Он уже не плакал, только сердце болело какой-то непонятной и незнакомой болью. Потом Миша стал засыпать ямку выкопанной землей. Получился маленький холмик. Миша обложил его небольшими серыми камнями, которых здесь валялось очень много, а в середину воткнул сосновую ветку.