Детский отпуск или провал

Хантер Ава

Дрожь пробегает по ее позвоночнику, и она проводит ладонью по его щеке, любуясь редкой улыбкой, украшающей его лицо.

— Мне это нравится.

— Что нравится?

— Твоя улыбка.

Он снова целует ее, обхватывает рукой за талию и говорит:

— Держись.

Соломон стремительно двигается, но прежде чем гамак успевает перевернуться, он его поддерживает. Взяв ее за руки, он помогает ей осторожно сесть в положение, напоминающее качели.

Тесси пинает песок в его сторону.

— Добавь это

в список вещей, которые ты делаешь правильно. Выбираться из гамака, не опрокинув его.

— Драгоценный груз, — говорит Соломон и смотрит на Тесси таким напряженным взглядом, что у нее сердце заходится. — Добавлю в список. — Она взвизгнула, и мечтательное ощущение заполнило ее изнутри. Может ли этот человек прожить хоть один день, не сказав ничего такого, от чего она растает?

С шорохом появляется официнт. В его руках - поднос с сэндвичами, картофелем фри и ледяными напитками - пивом для Соломона и безалкогольным мохито для Тесси. Соломон расплачивается с официантом, а затем, вместо того, чтобы взять свой напиток, тянется к напитку Тесси.

Она ухмыляется.

— Ты как один из тех дегустаторов Средневековья?

Он хмурится, пойманный.

Она наклоняется вперед, забавляясь.

— А если оно отравлено?

— Я рискну, — говорит он и делает огромный глоток. Через секунду он протягивает ей стакан.

— Мой герой. — Она делает глоток. Пенистый и освежающий. Она кладет руку на живот, когда гамак раскачивается. — Мишке нравится качаться.

Соломон кладет свою широкую ладонь на ее живот. Его темные брови поднимаются.

— Малыш брыкается, как ниндзя.

— Он просто маленький Дикарь, — пробормотала Тесси, проводя пальцем по мускулистому предплечью Соломона. Его темные волосы, покрытые пылью, заставили ее задуматься.

— Ты был блондином, когда был маленьким? — спрашивает она, глядя на него сверху.

Он хихикает. Его лицо расплывается в улыбке.

— Нет, — говорит он, поднимая в воздух жареную картошку и предлагая ее ей. — В моей семье все черноволосые и голубоглазые.

— Как девушка из Голуэя. — Тесси улыбается и открывает рот, принимая жареную картошку, которой он ее кормит. Пока она жует, в ее мозгу прокручиваются образы ее сына и Соломона. Красивый мальчик с темными волосами. Карие глаза или голубые - ей все равно. Лишь бы здоровый, счастливый и их.

Ее пальцы обводят разноцветные рисунки на мускулистых бицепсах Соломона.

— Ты разрешишь Мишке сделать татуировки? — спрашивает она.

Соломон медленно кивает.

— Когда ему будет восемнадцать. Тогда он сможет сойти с ума, как я.

Несколько минут они едят в тишине. Шум океана, палящее солнце, медленное колыхание пальм под соленым бризом.

Сильная рука Соломона опускается на ее бедро и проводит ладонью по изгибу ее живота.

— Ты хорошо себя чувствуешь? Насчет работы?

Она

тяжело сглатывает, подавляя подступающие нервы.

— О, я не могу не волноваться, но в данный момент мне важна сама ситуация. — Она отбрасывает волосы на плечо. У нее были другие предложения. Может быть, найти работу, которая ей понравится, будет нелегко, но найти менее токсичную, чем Atlas Rose Design, будет проще простого. — Хотя наниматься на работу, будучи беременной, может быть не очень приятно. — Она любуется своим животом, поглаживая бутон, и улыбается Мишке. — Но мы можем это сделать. Не так ли?

— Мы разберемся с этим.

Его голос, свирепый, хрипловатый, заставил ее поднять глаза. Опять это "мы".

— Разберемся?

Без колебаний он отвечает:

— Да. Да, конечно, разберемся.

Мы.

Они - это мы? Готова ли она к "мы"?

Они доедают, выпивают и снова забираются в гамак. Тесси свернулась калачиком на груди Соломона. Одна из его больших рук лениво ласкает ее позвоночник, а другая постоянно прикована к ее животу.

Его дыхание щекочет ее волосы.

— Ты хочешь остаться в номере или пойти куда-нибудь сегодня вечером?

Остаться в номере. Единственное занятие, на которое она согласна, - это постель и Соломон. За исключением гамака, они не выходили из номера с тех пор, как Атлас поджал хвост и убежал.

Она растянулась на горе гигантского мужского тела, свернувшись калачиком, как кошка на солнце.

— Остаться в номере, — зевает она. — Но когда-нибудь мы должны выйти на улицу, верно?

Он усмехается, просовывает руку под ее подбородок и прижимает ее губы к своим. Его радужные глаза темнеют, когда он смотрит на нее. Вожделение, смешанное с чем-то, что она не может определить. А хочет ли она определить это? Назвать его чувства - значит озвучить все свои страхи. Все, чего она пыталась избежать с тех пор, как умерла ее мать. А она не может этого сделать. Пока не может.

— Все, что захочешь, — говорит Соломон с такой торжественностью, что на долгую секунду у нее перехватывает дыхание и замирает сердце. — Ты получишь это, Тесси.

И она верит ему. По-настоящему и искренне верит. Если бы она попросила Соломона зарезать, убить, украсть для нее и Мишки, он бы это сделал.

Она наклоняет голову, чтобы изучить его. В животе у нее потеплело. Она могла бы целый день изучать его точеное лицо. Густые брови. Взъерошенные темные волосы. Квадратную челюсть. Строгий. Спокойный. Красивый.

Она непринужденно пожимает плечами.

— Я видела что-то про ужин и танцы. — Реклама по телевизору в номере. A fiesta extravaganza! (пер. Феерия праздника)