Детство в Соломбале
Шрифт:
Хозяин этого бота был скряга и живодер. Сам он ходить в море боялся. Старый бот мог в каждом рейсе развалиться; он давно отслужил, что ему полагалось.
Капитан на боте был старый помор, не знавший страха. Ему все равно, где умирать – в избе на полатях или в море под волной. Матросов он гонял, как пес кошек. «Я работал, – кричал он, – работайте и вы!» Может быть, этого капитана матросы сбросили за борт. Бывали такие случаи…
Зато капитана со зверобойного судна матросы, должно быть, любили. Это был добродушный
Он первым спускался на лед к лежке морского зверя и багром укладывал первого тюленя. С его легкой руки начинались хорошие промысловые дни.
Надо думать, на «Промышленнике» был славный парень-кок. По уверению команды, он умел из топорища варить суп, из речного песка раскатывать пироги и пел забавные песенки.
И вся команда этого судна состояла из смелых и трудолюбивых зверобоев – в море, весельчаков и бездомников – на берегу.
На одной шхуне в каюте мы заметили в двери несколько маленьких круглых отверстий. Это были следы от пуль. Одна пуля застряла в доске. А на полу так и остались несмытыми пятна крови.
Конечно, мы сразу же сочинили самый страшный рассказ о нападении на шхуну морских разбойников.
Но вот осмотрены все корабли. А трубинское сокровище не найдено. Все наши поиски оказались напрасными.
Снова день подходил к концу. Нужно было возвращаться домой.
И вновь тоскливые мысли напали на нас.
– Может быть, шхуна с кладом затонула, – сказал я. – Может быть, сундук лежит в трюме вот этого судна.
Шлюпка покачивалась у шхуны с высоко поднятой кормой и обломанным рулем. Большая часть корпуса шхуны была под водой.
– Да, все перерыто, – ответил Костя, оглядывая бухту. – Остались утопшие да баржи. Баржи новые, на них даже лягушек не найдешь. А в трюмы утопших не попасть… Ладно, поедем домой! Только ты не говори, куда ездили… Дурачки мы с тобой, Димка! Это только в сказках клады находят.
– А бывает и не в сказках.
– Вранье! Не бывает. Никаких кладов больше не буду искать. Ищи один. Я на фронт побегу, к красным. Теперь фронт близко, красные наступают.
Не спеша мы поплыли по бухте к нашему лагерю. У крутого, стеной уходящего в воду берега стояла небольшая баржа. На носу баржи было написано «Лит. В».
Что-то знакомое мелькнуло в моей памяти. Где я видел такую же странную надпись?..
И тут я вспомнил чистку котлов на «Прибое», ветреный осенний день, машиниста Ефимыча, открытые кингстоны.
– Костя!.. Костя, посмотри, та баржа… помнишь?
– Помню. Зачем ее сюда привели? Она совсем новая и целая.
– Давай посмотрим!
Не раздумывая долго, мы забрались на баржу и принялись за осмотр ее.
Дверь каюты и люковая крышка трюма были заколочены гвоздями. Но у нас был топор. Отогнув гвозди у двери, мы спустились в маленькую каюту, где обычно на баржах живут шкипер и водолив.
Маленькая дверца, которая вела из каюты в трюм, была заперта на внутренний замок. Сколько ни старался Костя открыть дверь лезвием топора, она не поддавалась. Тогда он обухом топора выбил одну нижнюю доску. Доска отскочила, но сразу же во что-то уперлась.
Костя просунул в щель руку. Мучимый любопытством, я замер в ожидании.
– Что-то железное, – шепнул Костя, – и деревянное. Кажется, ружье…
– Ну-ка дай, Костя, посмотреть!
Просунув руку в щель, я ощутил холод смазанного железа и гладкую, полированную поверхность дерева. Насколько было возможно, я протягивал руку все дальше. Там были два приклада, три… четыре…
Признаться, мы здорово перепугались. А вдруг здесь, на кладбище, кто-нибудь есть!
– Пойдем посмотрим, – шепотом предложил Костя. – Если кто тут есть, надо тикать.
Мы выбрались из каюты и осмотрели всю баржу. Нигде ничего подозрительного не заметили.
Снова спустившись в каюту, мы выбили еще одну доску. Костя зажег спичку.
Десятки винтовочных затыльников, густо покрытых маслом, смотрели на нас глазками шурупов.
– Вот так клад!
– Что же нам делать, Димка?
– Не знаю.
– Нужно посмотреть трюм с палубы. Гвозди у трюмного люка были крепкие и большие, настоящие барочные. Топору они не поддавались. Мы исцарапали руки и облились потом, прежде чем открыли крышку. Под крышкой лежал двойной слой просмоленной парусиновой прокладки.
Трюм баржи был заполнен ящиками с патронами. Удивленные, мы долго молчали. Что же делать нам с этакой находкой?
– Заявить? – Костя вопросительно взглянул на меня и, не дожидаясь ответа, сказал: – Ни за что на свете!
– Что же будем делать, Костя? Так и оставим?
– Если бы у меня был отряд, всех бы вооружил!
– Костя, а если бы нам взять по одной? Пригодятся, когда на фронт побежим.
– Возьмем по две и спрячем, а остальные все в воду. Чтобы белым не досталось!
Мы вернулись в лагерь. Мне было жалко топить винтовки и патроны. Может быть, пригодятся. И тут я вспомнил: оружие нужно архангельским большевикам.
– Какие мы с тобой болваны, Костя! – крикнул я. – И как мы сразу не догадались… Нужно об этом сказать Николаю Ивановичу.
Костя даже подпрыгнул и щелкнул себя в лоб: голова дубовая! Как он сам не догадался!
– Нужно увести баржу в другое место, – сказал я. – Кто-то о ней знает.
Однако вдвоем мы не смогли даже и пошевелить плавучий склад оружия и боеприпасов.
Пришлось закрыть люк и двери и покинуть баржу. Нужно было скорее ехать в город. Кое-как мы промаялись до рассвета. Спать не могли. Кто же сможет спать, пережив такое удивительное приключение!
Когда солнце вылезло из-за верхушек деревьев, мы залили костер, подняли парус и поплыли, держа курс на Архангельск.