Дева и Змей
Шрифт:
– Быстро соображаешь, – одобрил Курт, – а телефон в гостинице, конечно, не работает?
– Торопишься, – в тон ему ответил Вильгельм, – телефон работает, только трубку не берет никто, даже в… даже там, где такого просто не может быть. Мне необходимо вернуться в Берлин. Хотя, конечно, – капитан поморщился, – я предпочел бы узнать, что в канун полнолуния здесь всегда так бывает.
– Ну, так пойдем и спросим. Кстати, а что ты делал весь день? Ну, час ушел на прогулку до шоссе, положим еще час на попытки дозвониться и время, чтобы меня найти, но вечер уже. Солнце за холмом.
– Тебя найти оказалось весьма непросто, – прохладно сообщил фон Нарбэ, – ни твой дядюшка-пастор и вообще никто не мог сказать, где ты.
– То есть, как это?
– А твоя почтенная матушка убеждала меня дождаться твоего возвращения в вашем доме. Советовала никуда не ходить и ни с кем не разговаривать. Ты уверен, что нам стоит спрашивать местных о чем бы то ни было?
– А что ты предлагаешь?.. – Курт додумался раньше, чем услышал ответ: – Идем к Элис. В смысле, в дом Хегелей. Попробуем поговорить с бубахом. А потом я все-таки спрошу дорогого дядю, что тут происходит.
– Мы не пойдем, а поедем, – сказал Вильгельм не допускающим возражений тоном. – Сейчас все соберутся в церквях, на улицах станет свободно. И еще, Курт, мне очень не нравится то, что последними людьми, исчезнувшими на участке дороги между Бернау и Зеперником, оказались мы с Элис.
– Георг знает, где ты?
– Да.
– Будем надеяться, что вы слишком большие шишки, чтобы… с вами что-нибудь случилось.
– Чтобы с нами что-нибудь сделали. Будем надеяться. Нужно найти Элис.
– Сначала бубах. Он может знать, что происходит. А Элис мы без пастора не найдем, окончания службы ждать надо.
– Собор можно обыскать, не дожидаясь, пока служба закончится. Дать кому-нибудь в зубы – нам сами все расскажут и покажут.
– С ума сошел?! Оставь свои феодальные замашки, здесь тебе не Нарбэ!
“Победа” с визгом затормозила у ворот дома номер шестьдесят пять. Ворота были заперты, калитка – тоже, но перемахнуть через декоративную ограду не составило труда.
– Как мы попадем в дом?
– Предоставь это мне, – Курт был уже у дверей, – сейчас помолчи, капитан. Лучше даже не дыши.
Спецкурс по выявлению нечисти начинался только со следующего года, но опыт в работе со стихийными духами у Курта уже имелся. Принципы, насколько он знал, наслушавшись рассказов старшекурсников, были отчасти схожи. Во всяком случае, настройка седьмого чувства – если шестым считать интуицию – происходила одинаково, что у стихийщиков, что у заклинателей. Тут главное, чтобы не мешали. И чтобы дух… в смысле, бубах, не испугался чужого человека.
Как легко получается это у Элис! И как тяжело дается не последнему курсанту академии…
Курт вслушивался в дом, ровно и глубоко дыша. Кровь бежала по жилам – сейчас он чувствовал ее ток. Ощущение легкого опьянения – мозг перенасыщен кислородом, расслабься, курсант Гюнхельд, закрой глаза и смотри, смотри внимательно.
Сначала он “увидел” сад, деревья, глядевшие на людей без особого страха, скорее с любопытством, какое всегда проявляют фейри к тем смертным, кто способен заглянуть в их мир хотя бы краем глаза. Змей сказал правду: духи вернулись сюда, пришли вслед за бубахом и призрачной прислугой. Потом, как далекое эхо, как зарницу на пределе видимости, Курт различил присутствие духа и в доме.
“Эй, – окликнул тихо-тихо, не вслух, разумеется, но даже про себя стараясь проговаривать слова шепотом, – бубах, ты знаешь меня, я друг госпожи. Мне нужна твоя помощь. Я готов платить”.
Будь здесь стихийный дух, разговор вышел бы коротким. Скрутить элементаля, сравнимого по силам с бубахом, Курт был в состоянии еще на первом курсе. А сейчас приходилось соблюдать осторожность и забыть на время собственную уверенность в том, что нечисть разумна лишь в тех пределах, в каких ей позволяют это люди.
– Два фунта сала, – раздался из-за дверей деловой голос, – фунт коровьего масла, каждый день по пинте жирных сливок, и чтобы в доме был кот!
– Идет, – согласился Курт.
Оглянулся на Вильгельма. Тот взирал на дверь с задумчивым интересом.
– Можешь говорить, – разрешил Курт.
– Охренеть можно, – с готовностью объявил Вильгельм.
– Ну что? – толстячок, высотой с полметра, одетый как Робин Гуд, появился на крыльце и выжидающе уставился на людей. – Чего вам надо?
…Поездка в машине ему неожиданно понравилась. Бубах встал ногами на переднее сиденье, таращился то в окно, то на Курта за рулем, пробовал на ощупь обивку кресел, деловито заглянул в бардачок, и, когда выруливали на площадь, подытожил:
– Лучше, чем на лошади. И быстро. Наши некоторые в машинах живут, внутри, где огонь и железо, – он оглянулся на Вильгельма и добавил с ехидцей: – В летающих машинах. Ты видел, а не рассказываешь.
– Не нравится мне этот столб, – вдруг произнес капитан, – майские шесты не украшают кандалами.
Курт притормозил, разглядывая установленное в центре Соборной площади сооружение, которое принял утром за праздничный столб. К дереву металлическими скобами прибиты были толстые черные цепи.
С браслетами.
– Железо, – бубах сморщился и присел на корточки, – плохое железо, парень. Жжется.
– Курт, – горячо начал Вильгельм, – мы должны выяснить, что все это значит. Надо немедленно идти в собор. В крайнем случае, мы всегда можем извиниться. Бубах, ты знаешь, зачем здесь это железо?