Девиантология: социология преступности, наркотизма, проституции, самоубийств и других "отклонений"
Шрифт:
В реальной действительности нет объекта, который был бы «преступностью» (или «преступлением») по своим внутренним, имманентным свойствам, sui generis, per se. Преступление и преступность – понятия релятивные (относительные), конвенциональные («договорные» – как «договорятся» законодатели), они суть – социальные конструкты, лишь отчасти отражающие некоторые социальные реалии: некоторые люди убивают других, некоторые завладевают вещами других, некоторые обманывают других и т. п. Но ведь те же самые по содержанию действия могут не признаваться преступлениями: убийство врага на войне, убийство по приговору (смертная казнь), завладение вещами другого по решению суда,
Осознание того, что многие привычные общественные явления не что иное, как конструкции, более или менее искусственные, «построенные» обществом, сложилось в социальных науках лишь во второй половине XX столетия*. «Рядовые люди в разных обществах считают само собой разумеющимися совершенно различные "реальности"»**. И хотя применительно к нашему предмету такое осознание было присуще еще... Древнему Риму (ex senatusconsultis et plebiscitis crimina exercentur – преступления возникают из сенатских и народных решений), однако в современной криминологии признание преступности социальной конструкцией наступило сравнительно поздно, хотя сегодня разделяется многими западными учеными. Выше, в гл. 1, приводилось мнение германских криминологов X. Хесса и С. Шеерера о том, что преступность – мыслительная конструкция, она почти полностью конструируется контролирующими институтами, которые устанавливают нормы и приписывают поступкам определенные значения. Преступность – социальный и языковый конструкт.
* BergerP., Luckmann T. The Social Construction of Reality. NY: Doubleday, 1966.
** Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М., 1995. С. 11.
Поскольку основным побудителем всех человеческих действий являются потребности, точнее – неудовлетворенные потребности, нужда, постольку основными вопросами криминологии будут:
1. Какие потребности существуют у современных людей?
2. Какие легальные возможности удовлетворения потребностей предоставляет современное общество современным людям?
3. Какие средства и способы удовлетворения потребностей признаются современным государством недопустимыми, в том числе – преступными, и почему?
Как заметил в 1983 г. В. Коган, «преступление, независимо от его вида, образуется соединением побуждения, которое само по себе непреступно, с операцией, которая сама по себе непреступна, если такое соединение причиняет вред либо создает угрозу объектам, поставленным в связи с их социальной ценностью под уголовно-правовую охрану, и при этом запрещено уголовным правом»*.
* Коган В. М. Социальный механизм уголовно-правового воздействия. М., 1983. С. 89.
Сказанное не означает, что социальное конструирование вообще и преступности в частности совершенно произвольно. Общество «конструирует» свои элементы на основе некоторых онтологических, бытийных реалий. Так, реальностью является то, что некоторые виды человеческой жизнедеятельности причиняют определенный вред, наносят ущерб, а потому негативно воспринимаются и оцениваются другими людьми, обществом, государством. Но реально и другое: некоторые виды криминализированных (признаваемых преступными в силу уголовного закона) деяний не причиняют вреда другим, а потому криминализированы без достаточных онтологических оснований. Это, в частности, так называемые «преступления без жертв», к числу которых автор этого термина Э. Шур относит потребление наркотиков, добровольный гомосексуализм, занятие проституцией, производство врачом аборта*.
* Schur E. Crimes Without Victims. Englewood Cliffs, 1965. См. также: Криминология / Под ред. Дж. Шели. СПб., 2003. С. 287-318.
Канадский криминолог J. Hagan рассматривает девиации и преступления как «континуум (протяженность) вариаций» («continuous variable»). Он попытался проранжировать степень воспринимаемой населением опасности, тяжести различных видов «отклонений» и получил шкалу от «прогулов 16-летних
* Надап J. Modern Criminology: Crime, Criminal Behavior and Its Control. NY: McGraw Hill, 1985.
** См., например: Ellis L, Walsh A. Criminology. A Global Perspective. Allyn and Bacon, 2000. P. 4, 15-17.
О том, что законодатель грешит расширительным толкованием вреда, заслуживающего криминализации, свидетельствует тот факт, что, согласно букве уголовного закона большинства современных государств, включая Россию, 100% взрослого населения оказываются уголовными преступниками. Кто, например, в России ни разу не оскорбил кого-либо – ст. 130 УК РФ, или не ударил кого-либо, причинив физическую боль – ст. 116 УК РФ, или не уклонился от уплаты налога – ст. 198 УК РФ и т. п.? Но и в других странах ситуация не лучше. Так, по результатам нескольких опросов населения в США, от 91% до 100% респондентов подтвердили, что им приходилось совершать то, что уголовный закон признает преступлением (данные Уоллерстайна и Уайля, Мартина и Фицпатрика, Портфель-да, и др.).
Постмодернизм в криминологии не без основания рассматривает преступность как порождение власти в целях ограничения иных, не принадлежащих власти, индивидов в их стремлении преодолеть социальное неравенство, вести себя иначе, чем предписывает власть.
Ясно, что правовые (в том числе – уголовно-правовые) нормы и их реализация (что не всегда одно и то же) непосредственно зависят от политического режима*.
* Подробнее см.: Гилинский Я. Девиантность, социальный контроль и политический режим // Политический режим и преступность. СПб., 2001. С. 39-65.
Объективная сложность логического определения преступности и состоит, очевидно, в том, что она «конструируется» по двум разным основаниям, лежащим в разных плоскостях: реальный (онтологический, объективный) вред и «указание о том в законе», кримина-лизированность, которая всегда является результатом субъективной воли законодателя. На это обстоятельство обратил внимание В. Е. Жеребкин еще в 1976 г. Он заметил, что одни признаки понятия «преступление» являются материальными, субстанциальными (общественная опасность или более корректно – вред), тогда как другие – формальны, несубстанциальны (противоправность, указание в уголовном законе). Сам В. Е. Жеребкин так определяет эти два признака: «Материальный признак – это такой признак, который присущ предмету как таковому, является субстанциальным, имманентным его свойством. Это признак объективный, существующий независимо от субъекта познания (законодателя) и до него.
Формальный признак – это признак не субстанциальный, он не принадлежит предмету действительности, не является его имманентным свойством. Этим признаком реальный предмет наделяется субъектом познания (законодателем)»*. Однако отечественные криминологи, кажется, прошли мимо этих рассуждений.
* Жеребкин В. Е. Логический анализ понятий права. Киев, 1976. С. 37.
Исходя из представлений о преступности как частном случае девиантности, дадим следующее определение: преступность – это относительно распространенное (массовое), статистически устойчивое социальное явление, разновидность (одна из форм) девиантности, определяемая законодателем в уголовном законе*.