Девочка и Дорифор
Шрифт:
– Здрасьте, – почти отлаженным дуэтом в чистую терцию поприветствовали баскетболистку оба невысоких мужчины.
– А, извините, – улыбаясь сомкнутыми устами, молвила новая хозяйка, – дверь ветром открыло, я и заперла её на ключ. Защёлка-то не работает.
Старые приятели обтекли даму сбоку и прошли вглубь. Там – свернули налево.
– Ха, понятно, – тихо сказал седой мужчина, – это соседка моя. А то ведь и впрямь пропала, будто сквозь стены. Ну да, и музыка из-за стены слышалась. Значит, она и есть соседи. Отыскалась. А я подумал о ней, будто она Фата Моргана,
– Познакомь заодно. Приметная дама, – гость голоса не приглушал.
– Верно говоришь. Приметная, но неведомая мне. И сам познакомлюсь, а то ведь не успел.
– Вот, – хозяин известного нам помещения, плотно обставленного предметами жизненной необходимости и просто красоты, высунулся из-за поворота, жестом откинутой назад руки обращая на себя внимание стоящей поодаль женщины, – вам необычайно везёт сегодня. Просили ведь познакомить при случае с интересным художником, автором картин в альбоме. И, взгляните, он уже готов предстать пред ваши очи. Даже не при случае, а нарочно. Поглядите, рядышком со мной – настоящий художник Даль и, как говорится, при всём уважении.
– Касьян, выгляни, – постоянный здесь жилец легонько пнул приятеля и гостя кончиком локтя.
Женщина, грациозно переступая невидимыми, но угадываемыми под платьем долгими ногами, достигла входа Дорифоровой комнаты и подала руку сразу обоим мужчинам. Точно посередине между ними.
– Морганова, – представилась она, – фамилия моя – Морганова. По мужу. Он был Морган. Мы из Пльзеня, из Богемии.
Первым ухватился за её руку бывший хозяин целой квартиры, а ныне, понятно, лишь малой части.
– Дорофей, – сказал он, – это у меня такое имя, – Дорофей Иванович.
– Даль, – произнес второй, покашляв и перенимая руку женщины.
– Я думаю, надо бы нам троим войти, – предложил Касьян Иннокентьевич, адресуя свободную руку в открытый входной проём. Гость явно разгонял течение знакомства. – От двух мужчин вам не удастся сбежать.
– Извините меня. Просто вдруг очень захотелось подремать. Вышла, не дожидаясь вас, да тотчас незаметно уснула в своей комнате.
– Да? – изумился Касьян Иннокентьевич Даль,– я тоже недавно прикорнул чуть-чуть. А ведь никогда не спал днём. Это Вагнер на меня подействовал.
– Вагнер? – теперь уже подивилась дама, – такой ведь шумный. Не помню ничего, похожего на усыпляющее.
– Угу. Причём врубил, как говорится, на полную мощность.
– И я, – поддакнул Дорофей, – и я вздремнул. Даже без какого бы то ни было колыбельного сопровождения. А кстати, как вас по имени величать? Не по фамилии же обращаться. Формально получается, даже не по-соседски. Это Даля можно вроде бы по фамилии, его вообще только так надо называть, потому что он Даль и есть.
– Фотиния. Светлана, по-вашему.
– Фотиния Морганова, – медленно сказал бывший хозяин единой квартиры, – на самом деле почти Фата Моргана. Звуки очень совпадают. И поведение похоже: внезапно появились и внезапно исчезли, именно по-привиденичьи. Вроде призрачной картинки. Одним словом, Даль прав, идёмте, идёмте. Все проходим. – Седовласый, в недавнем прошлом
Целиком вся тройка втиснулась в холостяцкое помещение. Хотя мы не имеем права достоверно утверждать, будто обладатель комнаты уж точно холостяк. Обстановка холостяцкая. Но почему бы не иметь семью и даже ещё одну квартиру поодаль, где точно его многочисленное семейство размещается? (Мы мельком представили множество детишек, мал-мала меньше). А здесь он получает особое удовольствие, вкушая блаженство одиночества в свободное от семьи время? Надо подумать.
Фотиния села первой. По привычке, стараясь не волновать мужчин величиной роста. Она опустилась на прежде выбранное место. Перед тем взглянула на заднюю обложку альбома, где вырисовывался портретик автора, сравнила с оригиналом, недоумённо подняла брови. Затем ею было восстановлено положение альбома ребром вплотную к подлокотнику. И кстати. Потому что из-за свежих впечатлений позабылась основная причина, вдохновившая старых друзей зайти сюда. Дорофей, тот, который в молодости был неотличим от Дорифора, сказал «о», тут же достал альбом из узкого пространства в кресле между Фотинией и подлокотником. Подержал, и подал Далю.
– Авторучку дать? – поинтересовался он.
– Дать. Но погоди. Посмотреть тоже дать.
Автор картин-не-картин, отпечатанных на бумаге, стал перелистывать страницы свежего издания.
– Откуда снимки взялись? – со слабым изумлением вопрошал автор. – Вроде качественные. Смотри, отменно профессиональные. Для того нужен специальный свет и долгая выдержка. Украдкой, по-шпионски, не получится. Таинственное проникновение в дом? Нет. Дочка без меня никого взрослых в дом не пускает. А если бы впустила, то рассказала бы.
– Действительно, никто у тебя ничего не снимал? – Дорифор притом не без тонкого наслаждения отметил про себя, что его-то в дом пустили.
– Нет. Я же говорил. По крайней мере, при мне. Сам я снимал когда-то. Из любопытства. Пробовал. Моих снимков в этой книженции нет. Одним словом, тут явно вышла бойкая отсебятина.
– А вдруг дочка просто забыла тебе предъявить отчёт о фотографах. Или эти специалисты о том попросили. К примеру сказать: обо мне она поведала? Я же приходил к тебе. Дальше прихожей, правда, не продвинулся.
– Поведала о тебе, доложила. Подробно. Ха-ха. Приходил, говорит, эдакий чудак. Но чего-то испугался. Дочки моей побоялся, да? Боевая девочка, а? Особенно в гневе, скажу тебе по секрету.
– Да ну. Девочка хорошая, отзывчивая, ответственная. А испугался, да, может быть. Но – возможной ошибки. Испугался шальной мысли: вдруг перепутал адрес. Ха-ха.
– Угу. Значит, говоришь, девочка хорошая, а редактор просто знакомый. Или тоже хороший?
– Да. Знакомый, но не близко. И хороший, смотри, вполне приличное издание. Пиратское, но достойное тебя. Шикарные репродукции, – молвил некоего рода тоже репродуцированный античный герой и подал мастеру толстый сочно-зелёный фломастер.