Девочка Каина
Шрифт:
— Я все равно тебе не верю.
— Не верь. Но факт остается фактом, я мог убить твою жену и заставить тебя на это смотреть, мог убить Феликса, признаться, я не до конца был уверен в его невиновности, но, видимо, он оказался таким же тупым куском идиота, как я.
— Что тебе нужно от меня, Макс, чего ты хочешь?
— Я хочу, чтобы ты помог мне вернуть свою личность, свое имя, свою жизнь. В конце концов, ты принимал в ее разрушении непосредственное участие.
37
КАИН
В комнате повисла тишина. Такой напор звенящей паузы заставил меня стухнуть. В
— Ты думаешь, я стану тебе помогать? Не разобравшись во всем самостоятельно? — Макс заржал как конь. Затем в неверии глянул на меня.
— Как ты решил разбираться, друг? Спустя столько лет все бессмысленно, я пытался. Ох, как я пытался найти хоть что-то, однако воз и ныне там, — это сказано насмешливо, глумливо. Действительно, какой я друг? Никакой? Если все правда, я дерьмо на лопате, а не друг. И вот как потом выбраться из еще одного замкнутого круга, где вся боль оказалась далеко не напрасной, что не зря я себя винил. И как разбираться? Если предатель сидел на моем месте. Если у него было столько времени все скрыть. Никак. Концов сейчас явно не найти.
Но я был бы не Багиров Руслан, если бы просто не попытался. Я попытаюсь.
— Тебя это не касается, — грозно шипел, но в душе понимал, что я зря шипел. Все зря. Было во всем этом нечто символическое, Каин и Авель. Два брата. Братоубийца и первый мученик. Все по классике, вот только до этого я думал, что совершил спасение, а сейчас в душе теплилась мысль, что все могло быть зря. Что все оказалось совсем не таким, как выглядело десять лет назад. Нутро палилось калёным железом.
— Ну да, это ведь у меня отняли жизнь, с чего вдруг меня бы это касалось, — глубокомысленно заключил и нахмурился еще больше.
Я не знал, что сказать. Не было в голове адекватных мыслей на этот счет. Просто имелось желание размозжить себе голову о ближайшую стенку, чтобы долбанные мысли прекратили роиться у меня в голове.
— Я забираю Настю и позвоню, как что-то узнаю, — кинул грубо через плечо.
— Ты так ощетинился, как будто я сказал, что не отдам тебе твою Настю. Повторяю, вся показуха была только ради того, чтобы ты меня не прикончил в первую же встречу. Я не тварь и не подонок, хоть, видит Бог, очень хотел бы стать таким, чтобы идти по головам и взять с каждого, кто так или иначе причастен к моей ситуации. Но вот незадача, я был, остаюсь и буду офицером всегда несмотря на то, что погиб предателем и до сих пор считаюсь таковым. Мнимые звания и обвинения не отнимут у меня честь. А у тебя, друг? У тебя честь на месте? — острый взгляд впился в меня особенно глубоко. До самого нутра пробрали мурашки.
Честь. Я десять лет считал себя убийцей друга, который оказался врагом. И убивался этим. Не жил, по сути, толком. Первое время я в себя прийти не мог, не спал, не жрал и просто существовал. Мне дали отпуск на два месяца с надеждой, что образумлюсь. Бухал как не в себя, меня Феликс вытянул, дал такой неплохой толчок, за шкирку приволок в управление и заставил вернуться.
— Ты
— Потому что я могу сделать мир лучше, — так мы говорили всегда. Мы можем сделать мир лучше, мы можем спасти людей. Мы опора. В темные времена свет маяка.
— Что ты делаешь конкретно в данный момент, скотина ты синюшная? — воспаленные глаза не видели тогда четко, но даже сквозь поволоку алкогольных паров, устилавших мой взор, я рассмотрел напряженный и злобный взгляд друга. Оставшегося в живых друга. Приходившего ко мне чуть ли не каждый день. Который вытаскивал меня из ада, в который я упорно норовил заскочить по собственной воле.
— Пью за то, что убил друга, Вить. Это был мой друг. Понимаешь, что я хладнокровно убил друга?
— Который был причиной смерти половины из твоих людей. Который продал нас всех за ломанный грош. Было бы лучше, если бы он все-таки попал в меня и прикончил потом еще и тебя? Да? Так было бы лучше? Или было бы лучше, чтобы мы ничего не узнали и дальше продолжали терять людей и снабжение, свято веря в ебучий случай? — Феликс распалялся все больше. Я мог его понять, он тоже терял друга. А я тогда терял уже самого себя. — Люди бывают суками. Друзья предают. Жизнь та еще тварюка, Руслан. Но ты выжил, мы выжили. Выгрызли эту жизнь, так давай не проебем ее. Тебе тоже однажды дали шанс, Рус. Дай теперь его себе.
Мы таранили друг друга острыми взглядами, соревнуясь, кто кого переглядит.
— Вот намотай свои сопли на кулак и вперед, ты же мужик, ЛЮСЯ.
Помню, что тогда эта фраза подействовала на меня своеобразно. Я смеялся как умалишенный. Смеялся и плакал. С Феликсом мы тогда просидели до утра. Набухались и протрезвели, уснули на кухне. А на следующее утро я был перед начальником, помятый, уставший, но готовый. Грызть эту жизнь дальше.
Я тогда еще месяц в качалку ходил в форму себя приводить и стрелял как конченный псих до самой ночи каждый долбанный день, все пытался свыкнуться, что оружие — это всего лишь оружие. И нельзя в каждой мишени видеть друга. Даже если твое подсознание срабатывает иначе, даже если болезненно выкручивает реальность и возвращает в тот день, когда я пристрелил друга. Брата. Врага.
— Ты сначала пройди в моих башмаках то, что прошел я, а потом мы поговорим о том, у кого есть офицерская честь, а у кого нет.
На физическом уровне больно воспринимать эту реальность, я не был готов. Не сейчас. Не так.
Макс смотрел на меня пару секунд, а затем кивнул, будто бы взвешивая в своей голове что-то. Как будто сопоставлял с чем-то и ждал ответа. Может мне все это показалось.
Мог ли он быть прав? Мог. Мог ли он соврать? Мог. Оставался вопрос, зачем ему это? Если врал бы, то явно преследовал какие цели. Но он не просил ни денег, ни должности, никаких благ. Просто вернуть имя. Вернуть жизнь. Много это или мало? Для того, кто однажды потерял все, это самое главное, а для того, кто мог бы вернуться со злым умыслом — малость, чтобы подобраться к цели.