Девочка, ты попала!
Шрифт:
Я находилась в районной больнице. Машенька была рядом со мной. Сначала нас хотели с ней разлучить. Видите ли, у них не предусмотрено, чтобы мать и дитя лежали в одной палате. Но я устроила им такую истерику, что они решили проигнорировать свой порядок. Испугались, чтобы у молодой мамочки на почве стресса молока не пропало. Вот это правильно. Нервничать мне, по — прежнему, нельзя. И молоком рисковать нельзя. Да и ребёнок чувствует беспокойство матери. И тоже начинает плакать. Я слышала, как медсёстры местные это обсуждали.
А ещё они называли меня сумасшедшей мамашей. Но мне было на это всё — равно, кем они там меня называют. Главным было то, что я добилась своего законного права, не разлучаться с дочерью. А то, что мы находились далеко от Москвы, обеспечивало нам с ней гарантию, что злая мачеха до нас не доберётся. Пока. Пока мы немного не окрепнем, и я не решу, как быть дальше.
А сейчас я наслаждалась материнством. И была так счастлива, что ни о ком больше не хотела думать. Словно на всём белом свете были только мы одни — я и моя дочурка. Моё солнышко. Ну да, были еще работники больницы, в которой мы находились, те самые работники, которые считали меня чокнутой. Но я стала такой умиротворенной, что вскоре они не то чтобы забыли, как я воевала за свои права, но даже хвалили меня за это.
Глава 18
Юля
Шёл третий день моего пребывания в больнице. Пришла наша доктор Ольга Павловна. Немолодая женщина с седыми волосами, аккуратно прибранными под медицинскую шапочку. Она осмотрела малышку.
— Юля, всё у вас хорошо. Девочка родилась здоровой. Хорошо кушает (это я её хорошо кормлю грудным молоком!) И глядя на неё даже не скажешь, что родилась в поезде, — засмеялась доктор. — Ух ты, какая шустрая! А глазищи — то какие, как у мамы нашей, — улыбалась Ольга Павловна Машеньке. А та в ответ тоже скалила свой беззубый ротик.
Ох, как меня умилила эта сцена! Я прям расчувствовалась. И на глаза навернулись слёзы.
— И что это плачет наша мама? Машенька сейчас успокоит маму. — И она поднесла девочку прямо к моему лицу. А Машенька своей маленькой ручкой со сжатым кулачком провела по моему лицу.
Слёзы мгновенно высохли и я засмеялась. А дочка снова улыбнулась в ответ. Вот оно, какое мамино счастье! Умилялась я. И крепко — крепко прижала дочурку к своей груди.
Шла к концу неделя как мы уже находились в больнице. В палату вошёл главврач больницы. Сухонький пожилой доктор Семён Емельянович. Это было тревожным знаком. Похоже, пришёл нас выселять.
— Ну, молодая мамочка, — обратился он ко мне. — Всё у вас хорошо?
— Да, спасибо, — ответила я. На руках я держала заснувшую малышку, всё крепче прижимая её к своей груди, словно ей грозила опасность. И сразу же спросила в лоб: — Вы пришли нас выгонять?
— Ну, что ты, милочка, такое говоришь. Я пришёл поговорить с тобой. Вот ждал, когда ты оклемаешься. Пообвыкнешься к своей новой роли — мамочки. Малышка окрепнет.
— Чтобы выписать нас? — хмуро вопросила я.
— Юля, давай начистоту. Тебе ехать некуда? Или ты прячешься от какого — то здесь? — главврач пытливо смотрел н
— Скорее, второе, — сухо бросила я. И, отвернувшись от него, начала укладывать дочь в кроватку.
Он ждал. Но я не поворачивалась. Не хотела, чтобы он видел мои слёзы. И тогда он сказал мне в спину:
— Хорошо. Я понял. И подумаю, что можно сделать.
Ночь прошла беспокойно. Я почти не спала. Всё думала, что предпринять. Конечное, лучше всё — таки добраться до родного города. Да и мама успокоится. А то, наверное, уже в розыск меня подали. Да, это будет самым разумным решением. Подумала я и уснула.
Но уехать я не успела.
Макс
Я пришёл к отцу Юлии в его рабочий офис. В Бизнес Центра ожидаемо без пропуска меня внутрь здания не пропустили. Я особо и не рвался. Выяснил внутренний телефон Богопольского и набрал его. Взяла его секретарь. Я представился и попросил соединить с Богопольским.
— Слушаю, — донесся до меня его низкий голос в трубке.
— Добрый день, Александр Сергеевич, — вежливо произнёс я.
— Добрый день, — сухо ответил он.
— Я Максим Ольховский. Пришёл поговорить с вами по поводу вашей дочери Юлии, — залпом выпалил я. В трубке повисло молчание. — Алло! Вы меня слышите? — настойчиво продолжал я.
— Хорошо, — отозвался Богопольский. — Сейчас отдам распоряжение. Вас пропустят через службу охраны Центра. — Он нажал отбой.
Я выдохнул. Подождал пару минут. И двинул. Поднялся на лифте на семнадцатый этаж здания. Вышел в просторный холл, огляделся и направился в приёмную. Помощница Богопольского доложила обо мне. И, выйдя из его кабинета, вежливо улыбнулась.
— Проходите, пожалуйста, господин Ольховский. Вас ждут.
Я был настроен решительно. И уверенно вошёл в кабинет отца Юли. Тот сидел за своим рабочим столом, и внимательно изучал какие — то документы. Всем своим видом он явно демонстрировал мне, что у него есть дела поважнее, чем разговор со мной. Это было сигналом, что разговор будет, если он вообще состоится, непростым. Но холодная встреча не сбила моей решимости выяснить всё до конца. Я рвался в бой. И всё-таки то, что он согласился на нашу встречу, говорило о том, что не всё уж так безнадёжно. Конечно, шансы были ничтожно малы. Но они были.
Богопольский на моё появление не реагировал. Я стремительно шагал через весь кабинет к его столу, и, дойдя до него, уселся в кресло напротив, не дожидаясь его приглашения. Кто его знает, может, он предполагал, что я так и останусь навытяжку перед ним. Но я не его подчиненный.
Мы сидели молча. Он прочитал документ до конца, подписал его. И, наконец, вскинул на меня глаза. Внутри меня всё вздрогнуло. Нет. Конечно, мне приходилось видеть бизнесмена Богопольского и раньше. Несколько раз мы пересекались с ним на каких — то форумах, презентациях. О да! Последний раз я его видел в ресторане, где он был с Юлей. Но все эти пересечения были мимоходом на расстоянии. И мне никогда ещё не приходилось видеться с ним вот так. Лицом к лицу.