Девочка в красном
Шрифт:
– К врачам ходили?
– Выгнали ее с диспансера. Говорят, настоящих больных хватает, чтоб еще с фальшивыми возится… Выписали снотворного разного, пьет… Не помогает, ночами не спит, сидит при свете и дрожит. Говорит, они из темных углов к ней лезут.
– Мда-а, – прокряхтел Шмыга. – Я советую вам все-таки сводить жену к психиатру. У меня есть телефончик хорошего врача. Примет в частном порядке… У нас понимаете, агентство по несчастным случаям, вот если бы она упала и ногу сломала, или обварилась, или машиной ее задело, тогда да,
Гаврилин помялся, ему явно не хотелось уходить с пустыми руками.
– Может, зашли бы к нам, я заплачу… Экстрасенса вызывали, с рамкой походил, так две недели спокойно спала. Нормальная ведь баба, не психованная, на стены не лезет, по хозяйству управляется.
Шмыга решил попробовать последнее средство.
– Аванс – четыреста… четыреста пятьдесят рублей. Плюс стоимость билетов на электричку.
Сергей Георгиевич суетливо полез в пиджак, достал мятый целлофановый пакет, долго шуршал им.
– Картошку возил на рынок, – объяснил он, – заодно к вам решил зайти…
Отсчитал несколько мятых бумажек и положил на стол, разгладив ребром ладони.
«М-да, действительно баба допекла», – подумал детектив, убирая деньги в стол
– Отчего сынок умер?
– Как раз по вашему профилю, несчастный случай, – повеселел Гаврилин, – с велосипеда упал и головой о бордюру. Видели, что с кем-то стоял, вроде как его толкнули, но участковый криминала не нашел. Побоев не было, да и кто мог обидеть его в нашей Гордеевке… Квитанции выписываете?
– Да, конечно, – Иван Петрович достал заранее пропечатанные приходные ордера, вписал сумму и по линейке оторвал корешок. – Возьмите.
– Галине Васильевне покажу, а то наезжает, мол, равнодушный, плевать тебе на меня… Вы все-таки думаете, болезнь, да?
– Поговорить с вашей супругой надо, – уклончиво ответил Иван Петрович. – Адресок оставьте, завтра к обеду зайду. А сейчас, извините, – широко улыбнулся он, – мне пора.
Часы показывали четверть одиннацатого. Если вынос тела кошатницы в двенадцать, то нужно выдвигаться.
– Понял, понял, – вскочил Сергей Георгиевич. – До свиданья, спасибо вам.
– Не за что пока. Минутку! Вы когда сюда шли, ничего особенного не заметили? Может, долго на остановке стояли, может, пьяный прицепился, какая-нибудь неприятность вдруг появилась…
– Ничего не было, – остановился в дверях Гаврилин, – нормально доехал, правда, на вахте у вас баба не пускала, к кому, да к кому… Она у вас всегда такая вредная?
– Нет, – ответил задумчиво Шмыга, – не всегда.
Санитарка возила по рваному линолеуму реанимационной мокрой тряпкой так, словно хотела собрать и выплеснуть вместе с грязной водой всех больных, находящихся в этой палате.
– Бабуля, ты осторожнее, – не выдержал Шмыга, когда та задела стойку капельницы и бутылочка с темной жидкостью качнулась в держателе. Все же это его кровь. Когда он вошел в токсикологический центр и отрекомендовался младшим братом
– Как вы меня нашли? – пошевелила она бледными губами.
– Павлик сказал. Его выписали, он дома. А вы как сюда попали?
– На сердце с утра такая тяжесть повисла, решила выпить успокоительное, и таблетки перепутала, старая корова. Ничего страшного, говорят, завтра к вечеру выпишут в отделение.
Шмыга помялся:
– Я прошу вас, Надежда Сергеевна, отрекомендовать меня Павлику как вашего …. скажем, младшего брата. Как человеку совсем постороннему мне будет трудно завершить следствие по вашему делу, а вот как ближайшему родственнику…. Тут я могу в некоторые вопросы вмешаться прямо, лично… разумеется, с полного вашего одобрения.
– У меня есть младший брат. Он живет в Москве. Скоро должен приехать по делам.
– Ну, а я буду двоюродным братом. Например, из Хабаровска. Далеко, поэтому не вспоминали. Сам объявился.
– Хорошо, – улыбнулась она. Розовый цвет стал приливать к ее лицу. – Вы мне и так теперь, как брат, – показала глазами на капельницу.
– Значит, мы даже не солжем, – улыбнулся Шмыга.
Он хотел еще поговорить о том, что сумму аванса придется увеличить, но с прискорбием осознал, что сейчас не время и не место. Подвергаться побоям малолетних хулиганов можно, но не за пятьсот рублей!
Приподнялся, и в ту же секунду Бурцева поманила к себе пальцем.
– Пожалуйста, сделайте так, чтобы третьего несчастья не было. Мне страшно за него.
– Я думаю, что он в последний раз попадает в неприятность, – бодро сказал Иван Петрович. – В молодости все еще можно исправить. Заживут до свадьбы его раны.
– Не хочу, чтобы Павлуша на ней женился, – напряглась Бурцева, и темные круги резче проступили под ее глазами. Шмыга тут же пожалел о своих последних словах. – Вы думаете, я ревную. Нет, это другое… Порченная она, сглаз на ней. Когда Павлуша ее первый раз в дом привел, у меня молоко с плиты убежало…
Она запнулась, понимая, что сбежавшее молоко не самый сильный аргумент против будущей невестки. И поэтому только добавила:
– Пожалуйста, проверьте, здесь что-то не так, чует мое сердце.
– Успокойтесь, выздоравливайте. Разберемся.
Когда детектив отдал белый халат и вышел на залитое солнцем широкое крыльцо, жалости к несчастной женщине в нем было много меньше, чем минуту назад. В том, что она сама себя довела до койки в реанимационной палате, он уже не сомневался, хотя с полной уверенностью не мог пока это утверждать. И раньше возникала мысль, что в бедах сына виновна мать. Но рабочей версией эта догадка стала после вчерашнего опроса соседей погибшей кошатницы.