Девочка в стекле
Шрифт:
— Какие происки? — Я тщетно пытался сделать невинное лицо.
— Старушка Паркс, — объяснил он.
— Ты прошел пробы, — сказал Шелл, у которого был такой вид, будто он не спал всю ночь.
— Я слышал, как ты вчера говорил, что я — гений, — сказал я Антонию.
— Беру свои слова назад, — отрезал он, вставая, чтобы налить себе кофе.
— Ну а как там каучуковая дама? — спросил Шелл.
Антоний вылил в кофе сливки и размешал.
— Моя гибкая тростиночка? Я ей рассказал про мои номера, как машины наезжали мне на голову, — и она растаяла.
— Ты истинный романтик, — сказал Шелл.
— Я три часа прождал
— Я тебя разбужу в час, — предупредил Шелл. — Поедем в Армию спасения — подбирать тебе подходящую одежонку.
— Вы двое мне просто завидуете, — сказал Антоний, уходя с кухни.
— У меня для тебя есть новый грим. Попробуй, — сказал Шелл. — Он светится в темноте.
Из коридора послышался голос Антония:
— Ненавижу изображать мертвецов.
ОТКРЫВАЮТСЯ МНОГИЕ ДВЕРИ
«Нелепица» — это слово, вероятно, вполне подходило для описания жизни Паркса, потому что когда мы прибыли вечером на сеанс, он сообщил нам, что среди его знакомых или родни нет никого, кто мог бы поучаствовать вместе с ним. Круг участников ограничивался только Шеллом, Парксом и мной. Тогда, как и в Самом начале, все это дело казалось проще пареной репы. К тому же мысли у меня немного витали в облаках — я надеялся еще разок увидеть Исабель, которую не мог выкинуть из головы с того дня, как увидел ее неделю назад.
Мы нашли магната в той же комнате, куда в первый раз нас препроводил дворецкий. После обычных любезностей Шелл описал правила поведения при вызывании мертвых: глубоко и ритмично дышать — так, чтобы не доводить себя до гипервентиляции; не кричать (это может спугнуть духов); держаться на расстоянии от всевозможных визуальных или физических сущностей, которые могут проявиться (контакт с таковыми может закончиться фатальным исходом); быть внимательным к мертвецам (потакать им); не покидать своего места, если только не будет других указаний. Паркс взволнованно кивал: он явно горел желанием поскорей закончить с формальностями и приступить к главному. Голос его стал выше на октаву-другую, и он, сидя на своем троне, нетерпеливо болтал ногами.
Мы прошли в комнату, которую я и Шелл исследовали в прошлый раз, — маленькая гостиная в восточной части особняка. Она располагалась на уровне земли; в ней были две широкие стеклянные двери, через которые открывался вид на террасу с копиями греческих скульптур и живой изгородью высотой до пояса. Сама комната была вполне уютной, но не такой большой, как нам бы хотелось. Правда, там имелись хорошенький круглый стол из дерева и стропила, на которые можно было набросить шпагат, чтобы заставить левитировать какой-нибудь предмет.
Когда Шелл зажег свечу в середине стола, Паркс, прежде чем мы успели начать, обратился с просьбой:
— Я не знаю, возможно ли это, можно ли это гарантировать, но прошу вас, мистер Шелл, если моя жена попытается… проникнуть сюда, пожалуйста, сделайте все, что в ваших силах, чтобы не допустить этого.
— Я вас понимаю, — сказал Шелл. — Ее смерть пока еще слишком близко от вас.
— Что-то вроде этого.
Шелл кивнул мне, давая знак, что я должен выключить свет. Я так и сделал, а он тем временем стал погружаться в медиумическое состояние. Когда Шелл, так сказать, отключался, зрелище было необыкновенное. Все его тело начинало трястись, и наконец наступало то, что казалось некоей разновидностью трупного окоченения при жизни. Глаза у Шелла закатывались так, что зрачки уходили под нижние веки, рот широко открывался в гримасе. Паркс оцепенел от этого представления, так что я смог зашвырнуть почти невидимую нить (к концу ее для тяжести была прикреплена шайбочка) наверх, на стропила. Как только шайба стала спускаться по другую сторону балки, я занял свое место и испустил пространную тираду на тарабарском языке. Внимание Паркса переключилось на меня, Шелл ухватил конец бечевки и перетащил ее ближе к себе — туда, где ее невозможно было обнаружить в тусклом пламени свечи. Когда Паркс снова обратил взгляд на Шелла, тот вернулся в состояние духовной окоченелости.
Прошло немного времени, и из темноты стало доноситься глухое урчание, пламя замигало, словно на сквозняке, потом воздух наполнился звуками рыданий. Шелл, куда как более умелый чревовещатель, чем я, бормотал, а рыдания были моей обязанностью. Паркс широко раскрытыми глазами обшаривал комнату. Когда я стукнул носком снизу по столешнице, он чуть не подпрыгнул на своем стуле.
Шелл воздел руки к потолку. Низким, хриплым голосом, исполненным тревоги, он произнес: «Врата в потусторонний мир открыты», и между его рук внезапно появился десяток капустниц. Они беспорядочно порхали, хлопая белыми крылышками, а потом устремились к Парксу, уже помеченному сахарным сиропом. Миллионер запаниковал и принялся молотить перед собой руками. В этот момент у Шелла появилась возможность запустить руку под пиджак и прикрепить к концу бечевки игрушечного медведя, взятого в Армии спасения.
— Джорджи, Джорджи, — донесся откуда-то сверху голос— Это я, твоя мать.
— Мама? — сказал Паркс. — Я тебя слышу. — Он провел пятерней по волосам, глаза его наполнились слезами. — Мама! — позвал он, лихорадочным взглядом обводя комнату.
Когда Паркс отвернулся, Шелл вдул несколько зерен горючего порошка в пламя свечи, и посреди стола полыхнул маленький яркий взрыв. Паркс закрыл глаза рукой, а когда снова открыл их, футах в пяти над нашими головами парил медвежонок.
— Я принесла тебе медвежонка, — сказал призрачный женский голос.
Паркс начал подниматься, словно собираясь схватить игрушку, но я предостерег его:
— Не вставайте, сэр. Прикосновение к этому призраку может стоить вам жизни.
Он снова сел, но рук не опустил — точная копия ребенка, который просит, чтобы его взяли на ручки.
— Джордж, я за тобой наблюдала.
— Да, мама.
— Ты вел себя не лучшим образом.
— Нет, мама, это не так.
— Нет, вел. Если будешь мне лгать, я уйду.
— Извини, мама, — воскликнул Паркс, — пожалуйста, не уходи!
— Каролина здесь, со мной, Джордж.
Паркс застонал.
— Она сказала, что ты плохо к ней относился.
— Нет, мама.
— Прощай, — сказал голос.
— Хорошо-хорошо, я ее не любил. Она была слишком… волевой. Извини.
— Так-то лучше, дорогой. Чтобы искупить свое плохое поведение, ты должен быть добрым по отношению к другим. Относись лучше к этой молодой женщине — Исабель. Она так много работает.
— Я подниму ей жалованье.
— Прекрасное начало. Ты должен быть добрее со всеми, Джордж. И когда придет твое время отправиться в далекий путь, смерть будет добрее и к тебе.