Девочки-лунатики
Шрифт:
— Я есть хочу, — жалобно сказала Наташа. — Давай зайдем куда-нибудь?
— Давай, — равнодушно ответил Миша, который явно замерз, и даже нос у него покраснел. — Я бы тоже перехватил горяченького. Там неизвестно сколько стоять придется. Это обычно долго продолжается.
— Давай не пойдем? — осторожно предложила она. — Может, ну ее в пень эту площадь с митингами и всем прочим?
— Надо, — веско сказал Миша. — Я Шершню обещал. Да и не в нем дело. Там серьезные люди будут, между прочим, с большими деньгами. Им надо показаться, понравиться.
— Зачем? — глупо спросила Наташа.
— Затем, — ответил он и потащил ее к Макдональдсу.
Внутри было тепло и вкусно пахло. От головокружительных запахов, жирного чада и тепла, Наташу быстро разморило. Захотелось забраться на красный кожаный диванчик с ногами и заснуть, а еще лучше, как мыши забраться внутрь гамбургера, накрыться котлеткой и потом, отдохнув и выспавшись, проесть путь наружу.
— Что тебе взять? — спросил Миша.
— Гамбургер, фри и кофе. Нет, два гамбургера!
— Ладно, — рассмеялся он. — Иди столик займи.
Наташа сдернула курточку, размотала жиденький шарфик и уселась у окошка, лениво разглядывая зал и посетителей, жующих свой обед. Миша стоял в очереди, иногда оборачивался на нее, и вяло улыбался. Наконец, он подошел к стойке, и сделал заказ. Кассирша, замордованная десятком посетителей, вдруг неожиданно ему улыбнулась и вроде бы заинтересованно захлопала ресницами.
Глупая корова!
Наташа раздраженно отвернулась, чтобы не видеть этого телячьего взгляда и натолкнулась взглядом на нескладную девушку в клетчатой рубашке и красной кепке-козырьке, собиравшей по залу грязную посуду.
«Что-то у меня с голодухи глюки, — удивленно подумала она. — Уже двое знакомых померещились за последний час».
Девушка подошла ближе. К своему изумлению, Наташа поняла, что не ошиблась. Она даже привстала и подалась вперед, чтобы разглядеть знакомую получше. Уборщица обратила внимание на это движение и подняла глаза.
— Лариска? — удивленно произнесла Наташа.
После того, как подруга вылетела со второго тура конкурса, Наташа перестала интересоваться, чем там кончилось дело. Иногда, переключая каналы, она видела знакомых и незнакомых участников, тужившихся на сцене в попытке понравиться звездному жюри и публике, неуклюже отбивающихся от ядовитых реплик ведущего Егора Черского. Каждую неделю кто-то покидал проект в слезах, а кто-то получал индульгенции. Но Наташу эта возня теперь занимала мало. Она почти не вспоминала Ларису, а если вспоминала, то с чувством превосходства. И сейчас, увидев ее в кафе, осознание собственной значимости только возросло.
Лариса тоже узнала ее, покраснела, как рак и, суетливо сбросив пустые упаковки и стаканчики в пакет для мусора, сделала шаг назад, наткнулась на столик и, споткнувшись об его ножку, едва не рухнула на пол. Подобрав оброненный пакет, она стремительно бросилась прочь и исчезла на кухне, так и не подойдя к Наташе.
Это позорное бегство, признание собственной вины и никчемности, так развеселило Наташу, что она сразу забыла все прежние неудобства. Вальяжно развалившись на диванчике, она все ждала: выйдет случайная подруга и случайная любовница в зал или побоится?
Не вышла. Только разок высунулась из проема и снова спряталась кепка-клюв. Ах, как жаль, что это всего лишь Макдональдс, а не шикарный ресторан, а она, Наташа, не в дорогом платье, увешанная бриллиантами. В ресторанах чаевые положено давать. Как было бы забавно сунуть Лариске купюру и процедить сквозь зубы что-то вполне аристократическое, вроде: «Это вам, милочка, на пропитание».
Хотя, и так неплохо. Уборщица в Макдональдсе! Ниже упасть некуда.
— Чему ты улыбаешься? — спросил Миша, поставив на стол поднос.
— Да так, — усмехнулась Наташа. — Ты знал, что Земля — круглая?
— Ну, вообще, да. А что?
— Ничего. Так вот и бывает иногда: сделает тебе человек гадость, а потом ты его видишь в чмошном прикиде, вытирающего грязь, а то и вовсе нищим, как те побирушки, что сегодня ныли в метро.
Миша подозрительно оглядел зал, и, не увидев ничего интересного, спросил:
— Это ты к чему?
— За все надо платить, — пафосно произнесла Наташа и рассмеялась. — Жуй свой чизбургер, нам еще через всю Москву пилить.
Площадь бурлила, словно кастрюля с супом, вскипая флагами и транспарантами, колыхающимися сверху, как куски сырого мяса. Народа было так много, что они стояли плечом к плечу, бурно реагируя, когда с импровизированных трибун вещали народные избранники, призывающие свергнуть существующее правительство. Из-за того, что таких площадок было несколько, а народные трибуны выступали одновременно, усиленное колонками эхо превращало призывы в рваный неразборчивый лай.
До сцены, наскоро сколоченной, и украшенной багровыми полотнищами, Наташа и Михаил пробрались с трудом. Люди стояли плотно, прижимаясь друг к другу для тепла. Дул пронизывающий ветер, и только эта живая человеческая масса хоть как-то преграждала ему дорогу. Протолкавшись сквозь них, Миша протащил Наташу к заднику сцены, где топтались на месте Шершень и Упырь, по очереди прикладываясь к бутылке с водкой.
— А вот и наша королева эпатажа, — невесело хмыкнул Шершень, кивнул Наташе и коротко пожал Михаилу руку. Обменявшись рукопожатием с ним и Упырем, Михаил взял бутылку, глотнул и, скривившись, занюхал рукавом куртки.
— А, блин… Паленая что ли?
— Да, Михася, это вам не мартини гомосятское в клубах сосать, — загоготал Упырь. — Это наше, исконно-русское.
— Па-апра-асил бы, — жеманно протянул Миша и расхохотался. Бросив короткий взгляд на сцену, он ткнул пальцем в хрипло кричавшего в микрофон мужчину:
— Этот укурок долго еще базлать будет?
— Кому укурок, а кому и томатный спонсор, — меланхолично произнес Упырь. — Погоди, дядя еще не наорался. Наорется, выпустим кого-нибудь на разогрев. Девочку, например. А, Натах? Хочешь про Россию-матушку спеть на публику?
— Хочу, — храбро сказала Наташа. — А можно?
— Можно. Чего ж нельзя то? Щас папа допоет свою лебединую песню про кремлевских оккупантов, и выйдешь. Красиво так, с помпой.
— Красиво и с помпой пусть Алмазов выходит, — хмыкнул Шершень. — С дымом и искрами из задницы. А мы люди простые, нам душевно надо. Чтобы проняло.