Девственница
Шрифт:
Шаги в передней, вот он остановился на секунду... Он пришел!!! Она не верила себе! Боже, какое же это счастье, что он здесь, стоит и смотрит на неё своими необыкновенными, светлыми, как небо раннего утра, глазами, и волосы, почти белые, падают непослушной волной на лоб, без единой морщинки, - её мальчик, её сын!
Она бросилась к нему и упала ему на грудь, целуя обшлага его пиджака. Это были поцелуи матери, она не испытывала никакого сексуального волнения, влечения, даже самого малого. Видимо, сознание её после шока начало само по себе перестраиваться и давать иные импульсы. И он обнимал её нежно, но легко, не навязывая себя, и говорил:Ну, ну, перестань плакать, перестань... Больше ничего плохого с тобой не случится.Я тебя буду защищать!
– Она подумала, что когда-то Алек обещал
Наконец она оторвалась от него:
– ты же хотел мне что-то рассказать?
Он выглядел напряженным:
Начну все с самого начала. С Мариной я знаком давно. Она все время, за исключением тех лет, когда мои родители все же скрывались от её слежки (он сказал, - мои родители... Значит, они для него родители настоящие... А она? Она для него - посторонняя женщина.Он не ощущает её ма-терью!),но об этом особый разговор. В общем, года три-четыре назад она подошла ко мне во дворе и сказала, что ей нужно со мной поговорить. Я отошел, хотя удивился, потому что до этого никогда её нигде не видел. И в гости к нам она не приходила... Мама предупреждала меня, правда, как-то о какой-то ужасной женщине, которая захочет то ли украсть меня, то ли налгать мне... Но дети, да и подростки, слушают взрослых невнимательно (о, как хорошо это знает Наташа! Она никогда не слушала маму, вернее, слушала, но не брала в голову...) и потом, Марина не была "ужасной женщиной", как я представлял себе, а была милой, довольно молодой особой, доброй, потому что сразу же вручила мне деньги и сказала, что это от одной родственницы. К тому времени у нас умер отец (о, как резало это Наташе по сердцу! ), и мы жили неважно, мама вязала, брала ещё какую-то работу...
Наташа перебила его:
Прости, но твоя...
– она с трудом это сказала!
– мама - жива?
Он кивнул:
Да, она жива, и мы видимся. Живем отдельно, они с отцом все-таки устроили мне однокомнатную квартиру, а я после сделал маме однокомнатную. (ее сын маялся! А она жила загранкой и крутила задницей, обтянутой шелками и бархатами на приемах, и от нечего делать ездила по магазинам и покупала шубы и драгоценности... Стерва!).
– В общем, Марина сказала мне, что родители это не мои и о своей настоящей матери я узнаю, когда придет время. Она не удивила меня, потому что разговоры ходили, и однажды мама, когда я был уже достаточно взрослым, сказала мне правду. Но этого я стал любить её ещё больше (снова укол в сердце! А что бы ты хотела? Ты - вообще никто. Не мать. Не жена. Не любовь...) Так вот, - продолжил он, затягиваясь сигаретой так, что она наполовину сгорала, - эта женщина, она назвалась сначала Лерой, потом уже, позже, - Мариной - сказала, что хочет помочь мне и нам, и не соглашусь ли я на неё работать... Как?
– спросил я. А я занимался в спортивной школе восточной борьбой и накачивал мускулы.
Она осмотрела меня и сказала, что занимается бизнесом и я смогу ей помочь, как физическая сила, а она мне будет платить. Я согласился сразу же, бросил школу, не говоря маме, но она узнала и у нас был тяжелый разговор и, по-моему, она теперь ко мне как-то... не хуже, нет, по-другому относится. Даже с большей нежностью и будто - жалостью... В общем, работа была всякая - и кофры таскать с товаром, и на вокзалы ездить встречать кого-то с чем-то, и, - он замолчал,думал,наверное,говорить или нет об этом,но решился, - и долги выбивать.
– Наташа охнула. Он взглянул на неё (во время рассказа он на неё не смотрел), протянул руку, легонько коснулся рукава кофты, рука не почувствовала прикосновения, и попросил: Только ты не бойся. Я не убийца и никаких пыток не применял. Все обходилось проще - отдавали. Я стал поучать приличный процент со всего.
Марина была мной довольна.
Милая такая девочка, из Гнесинского училища, - совсем другой мир, и я с ней стал видеться часто, и она меня просвещала. Сначала - мама, потом эта девочка, так что я, конечно, серый, но не совсем. И Марина вдруг начала на меня срываться, - то я это не так, то - то... И однажды позвала меня к себе - у неё роскошная квартира, - он закусил губу, - ты же эту квартиру знаешь.
Наташа откликнулась эхом: знаю...
Поставила выпивку шикарную, музыка, люди какие-то (Маринины приемчики! Устраивать все в своей квартире... Что ж, - дома и стены помогают. Дальше Наташа знала, что последует... И так оно и было, как она догадывалась), пьянка, и я оказался в её постели.Ты видишь, я говорю все. Наташа кивнула. А что она могла возразить? Что?
Мы стали с ней любовниками и как бы сокомпаньонами в её бизнесе, торговле, проще. Девочку ту я больше не видел.
Ну, и я на какое-то время подпал под Маринино влияние, которое стало довольно скоро меня тяготить. Дело было в простом - я её не любил нисколько и как женщина она меня возбуждала только после большой пьянки, когда вообще все равно. Марина это заметила и стала меня просто покупать. Давала деньги, даже когда я делал очень мало, снабжала мою маму всем, но никогда не заходила сама.. Я говорил, что от меня.Хотя я и сам маме всегда все привозил, что ей было надо. Но моей маме ни-чего не надо - она, как птичка на ветке.
– И у него в глазах появилась нежность, и ввлага застлала взор не слезы, конечно, у таких мальчиков слез не бывает. Влага. Значит, свою маму он любит. И очень. Наташа соревноваться не может.
– Теперь, - сказал он, - я перехожу к самому...
Наташа съежилась.
– Совсем недавно Марина мне сказала, что из загранки, из Европы, приезжает одна её знакомая, отвратная баба, - он снова как-то извинительно прикоснулся к её руке, но Наташа отвела его руку и кивком дала понять, чтобы он продолжал.
– И эта баба там, в загранке, на деньги, неизвестно какие, накупила барахла столько! А в молодости эта баба, прикинувшись подругой, обобрала её, особенно ей, Марине, жаль иконку Божьей Матери и она, Марина, ждет эту бабу всю жизнь, чтобы, во-первых, взять свое, а во-вторых, честно забрать у бесчестного человека невесть каким путем приобретенное богатство и отомстить.
– Подожди минутку, - сказала Наташа, - я сейчас...
– и вышла из комнаты, притворив за собой дверь. Вошла в кухню, не зажигая света, стала у окна.
... Вот все и объяснилось. Но надо идти и дослушать эту историю.
Она налила себе из кофейника холодного кофе, будто за этим ходила и вошла в комнату. Все, как по волшебству, или нет, - по злому колдовству, изменилось. Перед ней сидел вор и развратник, с острым недобрым лицом и странно белой головой, может, он красит ее? Впрочем, какое ей дело. Она села на свое место, поставила чашку. Он взял бутылку и вопросительно посмотрел на нее,
– Она качнула головой - нет.
Он увидел перемену в ней, и в глазах его метнулся страх.
Я понимаю, - сказал он, - как гнусно то, о чем я рассказываю. Но я сказал себе: или я расскажу ей все, или ничего. А если ничего, то все это будет гноиться во мне, как грязная рана, от которой умрет...
– он хотел сказать, любовь, но испугался её вспыхнувших глаз, которые она тотчас же опустила, чтобы он не заметил, как огонь ненависти опалил её.
– Ну, досказывай...
– она улыбнулась из-за чашки кофе, - тяжело далась ей эта улыбка! Он смотрел на неё и начинал понимать, что она не простит. Никог-да. Никогда - видел он в её глазах.
И она вдруг ответила, будто читая его мысли:
Ты думаешь, мне жаль шуб и всей этой дряни, которую вы взяли и поделили? Да, некоторые из этих вещей мне нужны просто для жизни. Зимой теплое пальто или шуба, летом - приличный плащ. А иконка, кстати, - она улыбнулась, - передай Марине, что это иконка Паневежисской Божьей Матери, есть такой город в Литве. Но она, конечно, его не знает, как и то, что цифирки на обороте означают год - ты её спроси, какого года сворованная у неё мною иконка...