Девушка из его прошлого
Шрифт:
– Тебе нравится работать в библиотеке?
– Нравится. Я мечтала об этом. – Анника делает паузу, а потом говорит: – Тебе, наверное, тоже нравится твоя работа. Десять лет прошло, а ты все еще там работаешь.
– Это солидная компания, и они выполнили все свои обещания.
В карьерном плане я продвинулся даже чуть дальше, чем мне наметили во время собеседования, и в большинстве случаев мне нравится моя работа. Иногда я ненавижу ее, но потом напоминаю себе, что, как и сказала Анника, это то, о чем я всегда
– Ты все еще плаваешь?
– Каждое утро в спортцентре. Что насчет тебя? Чем ты занимаешься в свободное время?
– Я работаю волонтером в приюте для животных, когда могу, и работаю неполный рабочий день в Чикагском детском театре. Помогаю преподавать актерское мастерство по утрам в субботу. Я написала пьесу.
– Ты написала пьесу? Это потрясающе.
– Ради забавы. Дети проделали с ней огромную работу. Я сейчас работаю над еще одной, чтобы они поставили ее на Рождество.
– Сколько им лет?
– Я работаю с разными возрастными группами. Младшим четыре и пять, а старшим – от девяти до одиннадцати. Они отличные ребята.
– А свои у тебя есть?
Ее глаза расширяются.
– У меня? Нет.
– Ты замужем? В отношениях?
Анника отрицательно качает головой.
– Я никогда не была замужем. Я кое с кем встречалась, но мы расстались. А ты женат?
– Был. Мы развелись около полутора лет назад.
– Ты женился на той девушке? Про которую было то сообщение на автоответчике?
Значит, думаю я, она все-таки его прослушала.
– Да.
– У тебя есть дети? – Она выглядит встревоженной, ожидая моего ответа.
– Нет.
У Лиз были очень четкие цели, когда речь заходила о ее работе, и она не собиралась прекращать восхождение по карьерной лестнице, пока не пробьется на самый верх. Когда я только-только приехал в Нью-Йорк, ее целеустремленность была как маяк, именно это и притянуло меня к ней. Я был полностью за то, чтобы Лиз взбиралась по карьерной лестнице, но каждая ступенька означала определенный промежуток времени, и когда она сообщила мне, что готова будет завести детей не раньше, чем когда ей исполнится сорок один год, да еще спросила, как я отношусь к замораживанию яйцеклеток, я решил, что она шутит.
Но она не шутила.
Забавно, что та самая черта, которую ты полюбил в ком-то, становится невыносимой, когда пытаешься с этим человеком расстаться. И забавно тут не в смысле – смешно до колик. А в смысле – как, скажите на милость, ты с самого начала этого не замечал?
Я согласился встретиться с Анникой сегодня, потому что надеялся получить ответы на некоторые вопросы, но к тому времени, когда мы допивали кофе, наш разговор не продвинулся дальше светской болтовни. Она явно не готова вернуться к тому, что произошло между нами, по крайней мере пока, и было бы излишне грубо давить на нее.
– Готова? – спрашиваю я, когда в наших бокалах не остается ничего, кроме тающего льда.
Вместо ответа Анника молча встает и, пока мы идем, упоминает, как ей нравится близость ее квартиры к парку и музеям, и перечисляет любимые места, где берет еду навынос или куда ходит за покупками. По соседству с квартирой у нее есть все необходимое, и что Анника живет в центре, кажется теперь вполне логичным. Она живет в мирке, где ничто не выводит ее из зоны комфорта и все находится в пределах досягаемости.
Мне сразу следовало понять: у Анники все в порядке. Здесь некого спасать.
Когда мы подходим к ее многоквартирному дому, подпрыгивающая походка и нервная болтовня Анники усиливаются, поскольку ее беспокойство достигает лихорадочных высот. Неужели она ждала, что я что-то скажу, и теперь, когда мы почти пришли, она боится, что конфронтация неизбежна?
Я хватаю ее за руку, потому что не знаю, как еще ее успокоить, и от внезапного воспоминания застываю как вкопанный. Мы уже не на Саут-Уобаш, а перед дверью ее общежития. Ее ладонь в моей – маленькая и мягкая, и на ощупь – точно такая же, как тогда, когда я держал ее в первый раз.
– Нам не обязательно об этом говорить.
Анника перестает нервно подергиваться, и по выражению явного облегчения на ее лице я понимаю, что был прав. Сегодня не будет никаких объяснений, но я не уверен, что у меня хватит мужества получить их.
– Я просто хотел узнать, все ли у тебя в порядке.
Она делает глубокий вдох.
– У меня все в порядке.
– Хорошо. – Я бросаю взгляд на дверь ее дома. – Ну мне пора идти. Было здорово тебя повидать. Спасибо за кофе. Береги себя, Анника.
Хотя она с трудом расшифровывает выражения лиц других людей, ее лицо – открытая книга, и никому не составит труда понять ее. Мне всегда было интересно, не преувеличивает ли она, чтобы помочь людям понять, о чем она думает. Я нахожу это милым.
Когда Анника понимает, что одно свидание за кофе – это предел нашего воссоединения, вид у нее становится подавленный. Хотя это не намеренно и, конечно же, не возмездие, у меня мелькает мысль, что это первый раз, когда я сделал что-то, причиняющее ей боль.
И это ужасно.
Но, может быть, после окончания моего неудачного брака прошло еще слишком мало времени. Вот чего никто не расскажет вам о разводе. Сколько бы вы с супругом или супругой ни говорили, что вашим отношениям конец, это чертовски больно, когда вы идете разными путями, а боль следует за вами до тех пор, пока однажды не исчезнет. Я только недавно заметил ее отсутствие, и у меня нет желания рисковать, заменяя ее на новую.
Я не хочу уходить.
Мне хочется прижать Аннику к себе, зарыться пальцами в ее волосы и поцеловать, как раньше.