Девушка из Хиросимы
Шрифт:
Не испугалась, когда взорвался пикадон? — Мужчина в больничном халате улыбнулся. — Или не успела даже испугаться?
Очень испугалась, — ответила Сумико, покосившись на дядю. — Всякий испугается.
Все–таки чудом уцелела, — заметила женщина с ребенком, сидевшая на скамейке. — Наверно, аму–летную дощечку имела…
Дядя хотел что–то сказать, но Сумико успела дернуть его за рукав.
— Амулеты не помогают, — сказал мужчина в больничном халате. — У меня на фронте были амулеты храма Сумиёси и храма Конпира и еще другие, но
Он засмеялся, но все промолчали.
— Говорят, что самолеты прилетели со стороны Кореи. Это правда? — спросила пожилая женщина в халате с гербами.
Нет, прилетели с северо–востока, — сказал студент. — Два самолета Би–двадцать девять. Летели на высоте восьми тысяч метров. С одного из них сбросили бомбу. Этот самолет назывался «Инола Гэй».
А что это? Название ихнего города? — спросила пожилая женщина.
Имя и девичья фамилия матёри командира самолета, сбросившего пикадон, — ответил студент. — Решил прославить свою мамашу.
Почтительный сынок, — сказал кто–то сзади.
Все заговорили наперебой о пикадане, о разных
невероятных случаях.
О том, что на стенах каменных домов у моста Токи–ва остались тени людей, исчезнувших в момент взрыва. О том, что на деревню у реки Яманотэ полил дождь из бумажных денег, прилетевших, как говорят, из отделения Осакского банка в центре города. О том, что на крышу школы в районе Яга упали два быка. О том, что на западной окраине города, в районе Такасу, по ночам появляются привидения: идут вереницами маленькие дети без голов, в обгорелых лохмотьях.
— Все–таки странно, — сказал военный с повязкой на голове. — На одном заводе почти в центре города все машины уцелели и люди тоже. Они сидели в подвальном помещении.
Железная дорога тоже мало пострадала, — заметил мужчина в больничном халате. — Через два дня после пикадона на Санъёской линии поезда стали ходить по расписанию.
Сумико, приоткрыв рот, прислушивалась к разговору. Потом потянула дядю за рукав. Он повернул к ней раскрасневшееся лицо.
— Ну, чего тебе? Я молчу ведь…
А почему назвали так — пикадон?..
Пика! Это значит: вспыхнуло и блеснуло. А потом, — он сделал такой жест, как будто что–то разорвалось, — дон! Вот и пикадон.
Пожилая женщина в халате с гербами повернулась к Сумико и спросила:
— А вас где лечили? В ихнем госпитале?
Нет, в японском, — ответила Сумико. — А потом стали приходить иностранные врачи.
Говорят, что ихние врачи очень усердно изучают пострадавших от бомбы, — сказал военный с повязкой, — особенно интересуются составом крови. Как у девочки с кровью?
Насчет крови господин доктор ничего не говорил, — сказал дядя. — У нее только ожог и иногда глаза болят…
Это от лучей бомбы, — заметил студент.
Он стал что–то тихо говорить мужчине в больничном халате. Все замолкли и стали прислушиваться.
—
Получается, что все обречены… — начал мужчина в больничном халате, но, заметив, что Сумико прислушивается к разговору, повернулся к «окну и громко засмеялся. — Смотрите, монахи идут с большими мешками, собрали подаяния. А этот щеголяет в бабьих шароварах.
Пожилая женщина пристально посмотрела на Сумико и, покачав головой, вздохнула. Потом вытащила из баула несколько персимснов и протянула девочке.
— Вас, значит, вылечили иностранные врачи? — тихо спросила женщина в капоре.
Сумико сердито замотала головой:
— Нет, они только кололи меня и фотографировали, и брали кровь, и… не давали никаких лекарств.
Дядя дернул ее за рукав. Она замолчала.
— Говорят, что вдруг начинается кровотечение из носа или появляются пятна на теле, — сказал мужчина в котелке. — И тогда начинается горячка…
Хватит об этом! — громко сказал военный и, повернувшись к студенту, заговорил о каком–то профессоре, лечившем его глаза.
Сумико спала плохо, часто просыпалась. Рано утром ее разбудил дядя. У него было испуганное лицо.
— Повернись к свету.
Он внимательно осмотрел ее шею.
— Два красноватых пятна… вчера их не было. Болит?
Сумико потрогала шею.
— Нет, только чешется… наверно, москит.
Женщина в капоре осмотрела шею Сумико и кивнула головой.
— Меня тоже кусали ночью. Наверно, блохи.
Если блохи, то ничего. — Дядя послюнил палец, провел им по оконной раме, черной от сажи, и стал прикладывать палец к пятнам на шее Сумико. — Поставим печатки… чтобы не спутать с другими пятнами, если они появятся…
Только на лице не надо, — жалобно протянула Сумико. — Некрасиво.
Все засмеялись.
Поезд вошел в тоннель и стал ползти медленно–медленно. Выйдя из тоннеля, остановился. Из–за горы вынырнул самолет и стал кружиться над пагодой.
возвышавшейся среди сосен. На туловище самолета, у хвоста, был нарисован темный кружок с белой звездой посередине, а по бокам две белые полоски.
Разглядев опознавательные знаки на самолете, Сумико вскрикнула и закрьиГа голову руками.
— Не трогай шею, метки сотрешь! — крикнул дядя и похлопал Сумико по спине. — Не бойся, больше не будут бомбить. Война кончилась.
Они шли по горной тропинке, пробираясь между валунами и голыми кустами диких азалий и кустарникового клевера. Сумико шла впереди, проворно вскакивая на камни. Она часто оглядывалась назад и нетерпеливо махала рукой.
— Яэтян прямо как улитка.
Дорога становилась все трудней, шла по краю обрыва. Внизу в долине стоял туман, сквозь который вырисовывались верхушки кипарисов и криптомерий.