Девушка из трущоб

Ася облегченно выдохнула, закрыв сразу на три замка старую железную дверь: наконец-то дома. Теперь можно и расслабиться. Последние дни в их трущобах постоянно кто-то исчезал. Некоторых потом находили, в основном в разобранном виде, в разных частях городка, другие так никогда и нигде и не появлялись. Стать одной из многих пропавших без вести девушке совершенно не улыбалось: тогда и мать, и сестра умрут от голода. А если и выживут… Думать о последствиях этого «выживут» не хотелось. Не такой судьбы желала Ася Сонечке, маленькой задумчивой девочке с голубыми глазами, обрамленными черными густыми ресницами. Чересчур

задумчивой для своего возраста. Соне недавно исполнилось шесть лет. Всего лишь. Только глаза, казалось, говорили: «Мы старше. Мы намного старше и мудрей, чем ты думаешь. Мы достаточно видели в жизни. И мы все понимаем».

– Ася! – мать, Ангелина Васильевна, встревоженно выглянула из единственной небольшой комнатки, в которой помещались и спальня, и гардероб, и столовая… Только кухня и уборная были отдельными закутками. – Ася, ты снова поздно. Что случилось?

– Ничего, мам, – устало пожала плечами старшая дочь. – Просто много работы. Соня спит? – Девушка вытащила из сумки пакетик с просроченными шоколадными конфетами. Всего лишь двое суток, подумаешь. Их вполне можно есть.

– Балуешь ты её, – укоризненно вздохнула Ангелина Васильевна, а из-за двери комнатки показалось любопытное, слегка заострённое личико Сонечки.

– Конфеты! – худенький невысокий ребенок радостно повис на старшей сестре. – Спасибо, Ась!

Асе повезло: ей, в отличие многих жителей трущоб, удалось устроиться уборщицей в центральный гипермаркет. Там, а не в маленьком задрипанном магазинчике для местных, выставляющем на прилавок в основном лишь алкоголь и дешёвую закуску, закупались все, у кого водилась хоть какая-нибудь звонкая монета. Там же часто, при особом везении, можно было увидеть Их – богатеев, владеющих всем на этой земле и на целой планете, включая бесполезные жизни своих многочисленных рабочих.

Девушке равнодушные богачи были не интересны. Ведь не интересуется же амёба жизнью млекопитающих. А вот возможность изредка, помимо выплачиваемой раз в месяц заработной платы, приносить домой продукты с прошедшим сроком годности, выложенные в полутёмном закутке как раз для рабочих с небольшим доходом, помогала их семье не просто выживать, но и кое-как держаться на плаву. Возможно, Асе наконец улыбнется удача, ей удастся накопить хоть немного наличных, чтобы оплатить в следующем году обучение Сони в школе, располагавшейся в том же районе, что и гипермаркет. Не место ребенку в этих вонючих бараках. Девочке нужны чистый воздух, качественная еда, стабильное положение в обществе. О себе при этом старшая сестра даже не думала: все равно ни красотой, ни умом она не блещет. Будут на пару с матерью доживать в трущобах.

Сон «подарил» вымотанной девушке очередные вполне реалистичные кошмары с запертыми на амбарный замок подвалами, огромными голодными крысами и изощрёнными маньяками, гнавшимися за очередной жертвой со зловещим смехом. Утро, хоть и спасло от ужасов, пришло чересчур рано. Ася, с трудом разлепив глаза, выползла на кухню, заварила в старом фаянсовом чайнике со сколами травяной настой, – остатки зеленого чая, ромашку, душицу – налила его в чашку с потёртым рисунком, с трудом заставила себя проглотить эту невероятную гадость, вяло пожевала позавчерашний черный хлеб: корзину с просрочкой выставят только сегодня днем, так что до вечера матери с сестрой придётся в очередной раз немного поголодать. Или же будут доедать конфеты…

Голодала семья нечасто, обычно один-два раза в месяц, так что даже голодом такое положение дел назвать нельзя было, так, редкие, многим из живших здесь просто

необходимые разгрузочные дни. Асе, с таким нерегулярным питанием, излишним весом и нарушением обмена веществ, подобные нечастные дни похудеть не помогали. А вот гастрит уже был заработан. За ним и язва вскоре должна была последовать.

В уборной, не включая свет, девушка кое-как ополоснула лицо холодной затхлой водой из местного водопровода и на ощупь провела щёткой по редким волосам. Всё. Можно идти на работу.

Внешность свою Ася не любила. Да и как можно любить нечто невысокое, бесформенное, с лишним весом и отсутствием малейшего намека на фигуру? Глаза – серые, небольшие, маловыразительные, ресницы – короткие и белесые и потому совершенно не заметные, волосы – редкие, светло-русые, губы – ни то ни се, ни полные, ни тонкие. Конечности толстые, словно обрубки, грудь большая и обвислая, как вымя у коровы. В общем, на такую и в темноте без бутылки не посмотришь.

Потому и одевалась Ася постоянно в обноски, стараясь найти в местных магазинах вторсырья широкую и длинную одежду тёмных, немарких цветов. Вот и сейчас, надев чёрные брюки на пару размеров больше и коричневую кофту-балахон, обув видавшие виды кеды, девушка взяла с табуретки хозяйственную сумку, помнившую молодой еще Ангелину Васильевну, и как можно тише вышла из квартиры.

Длинные деревянные лестницы с кое-где основательно подгнившими ступеньками «радовали» обоняние привычными кислыми запахами нечистот и дешевого пойла, день и ночь употребляемого большинством здешних жителей. Освещение… Даже старожилы забыли, что это такое. Тусклый желтый свет иногда пробивался через грязные, десятилетиями не мытые небольшие оконца под потолком. Его не хватало даже для лестничных пролетов, что уж там говорить о ступеньках. Но те, кто ютился в этих трех– и пятиэтажках, в каморках, почему-то по незнанию названных квартирами, давно выучили дорогу и привыкли шнырять, словно крысы, вверх и вниз в темноте, разве что изредка зажигая ручные фонарики. Последнее считалось роскошью. Да и зачем он нужен, тот свет, если есть слух, обоняние, интуиция, в конце концов?

Ася, выросшая в этих местах, в свои восемнадцать знала каждый закуток этого относительно безопасного, по сравнению с другими строениями, дома, да и в близлежащих кварталах ориентировалась сравнительно неплохо. Это туда, ближе к реке, давным-давно отравленной многочисленными фабриками и заводами, лучше не соваться, если, конечно, жизнь дорога. А здесь… Здесь вполне можно жить. Или делать вид, что живёшь.

У входа, прямо возле двери, распластался пятиконечной звездой, словно греясь на осеннем холодном солнце, дед Митрич. Снова пьяный. Снова в одних подштанниках. Снова грязный, как боров после лужи. Привычно переступив через храпевшее тело, Ася, нагнувшись, надела на ноги целлофановые пакеты и, чуть переваливаясь, неспешно потопала по остаткам гравийки, давно смешавшейся с постоянной в этих местах жидкой грязью, тщетно стараясь выбирать места почище.

Виктор полулежал на небольшом диванчике и лениво потягивал элитное бренди из низенького пузатого хрустального бокала. Как же надоела эта дикая планета с её похожими на зверей обитателями. Давно пора перебираться на Астор, шикарную столицу Союза Миров, и забыть о годах жизни здесь, как о дурацком ночном кошмаре. В принципе, если бы не Димка, он уже сорвался бы с места, благо личный шатл всегда под рукой. И плевать на визг матери и раздражение отца. Пусть сами гниют на Мирне, раз уж им так нравится здешняя грязь.