Девушка изо льда
Шрифт:
— Давай, — я обхватила его руку, лежащую на рукояти пистолета. — Стреляй! Пожалуйста! Я помогу, если ты боишься!
Я провоцировала его на одно — единственное движение, после которого моя жизнь превратится в бесконечный полет. С рычанием Бес откинул оружия. Я, как завороженная, наблюдала за полетом черного ангела смерти, который скользил по паркету и скрылся под шкафом. Видимо, я не заслужила быстрого и легкого финала.
— Сейчас, Льдинка, я буду иметь тебя во все дырки. Мои пальцы и член пройдутся по всему твоему телу. Природа наградила женщин возможностью получать бесконечное количество оргазмов. Клянусь, сегодня ты об этом пожалеешь!
Сорвав всю одежду,
— Это слишком мягко для тебя, дрянь! На колени!
Силой заставив меня открыть рот, погрузил в него свой член и схватил меня за волосы, регулируя рукой глубину. Когда горло оказалось заполнено до упора, он зажал мне нос, глядя прямо в глаза. Я задыхалась, пытаясь найти хоть каплю воздуха, но ее не было. Голова начала кружиться, тело обмякло. Его пальцы исчезли, а в носоглотку хлынул поток живительного кислорода.
— Ты — моя! И сегодня ты это усвоишь окончательно!
Несколько сильных ударов по лицу, от которых зашумело в голове, привели меня в чувство. Его пальцы внутри меня. Не гладили, но дергали, терзали, словно желали разорвать там все. Губы и зубы оставляли бесконечные засосы и следы укусов. Я не просила пощады, это было бесполезно. Сначала из горла вырывались стоны и хрипы, а потом я замолчала. Через несколько часов бесконечного жестокого марафона сознание отключилось. Ненужная, грязная, вонючая тряпка, которую треплет зубами бешеный пес — вот кем я была в эту ночь.
Длгое время я плавала во мраке без сознания, цепляясь всеми силами за это состояние. Потом стало хуже: появились чувства, вернулось ощущение тела. Жар спал, накатила слабость. Вернулась боль, но не острая, убивающая, а тупая, зудящая. Она была повсюду. Я видела синяки на руках и ногах, живот и грудь были в фиолетовых пятнах, следах от пальцев Беса. Меня мыли, переодевали, брали на руки, заставляли открывать рот, вливая жидкую пищу.
— Вы должны кушать, — тихо и ласково уговаривал незнакомый женский голос. — Деточка, вы еще такая молодая… Вся жизнь впереди.
Душа не хочет жить, но тело и инстинкт самосохранения предают, вытягивая к свету. Я медленно иду на поправку. В один из дней враз снял мочеприемник. Теперь медсестра помогала мне дойти до туалета и возвращала обратно в постель. Бес не появлялся днем, но иногда ночью я чувствовала запах его парфюма. Может, это была игра истерзанной психики, или он вправду заходил в комнату. Ответ на этот вопрос мне был не нужен. Психосоматика включалась моментально: тело скручивала судорога, пальцы рук и ног немели. Воспоминания страшной ночи оживали перед глазами. Когда я смогла сидеть, охранник принес и подключил цифровой телевизор.
Канал с любимыми старыми фильмами показывал картинку без звука, этого было достаточно. Обняв колени, я тупо смотрела на экран, обдумывая план побега. Бес все слишком хорошо продумал: прислуга предупреждена, периметр находится под ежесекундным наблюдением многочисленных камер. У высоких ворот круглосуточно дежурит охрана. Не знаю, сколько времени я провела в одной позе на кровати. День шел за днем, закат сменялся рассветом, но в моей душе царила апатия. Надежды на побег не было. Со временем прислуга перестала закрывать дверь в мою комнату. Я видела Беса, проходящего по коридору, одетых в черные костюмы охранников. С момента той страшной ночи прошло больше двух недель. Синяки постепенно исчезали с тела, а из зеркала на меня смотрел живой труп. Пустые глаза человека, которого умер, но его почему — то не пустили в лучший мир. Попробовала изобразить улыбку. Уголки губ дернулись и застыли, как будто я потеряла контроль над мышцами лица. Однажды утром горничная не принесла завтрак, забыла про обед и не зашла в мою комнату вечером. Если Бес хотел выманить меня из комнаты таким образом, то просчитался. Бутылки воды, стоящей на тумбочке, хватило на два дня. Перебирая фильмы, я останавливалась на тех, которые хорошо знала. Включала без звука и начинала озвучивать, пытаясь по губам актеров подобрать слова или вытащить фразы из памяти. Это был единственный способ не сойти с ума. Однажды я так увлеклась этим занятием, что не услышала шагов.
Глава шестая
Изольда.
— Хватит сидеть в комнате, Льдинка, — Бес стоял, прислонившись к косяку. — Врачи говорят, что ты уже здорова. Приведи себя в порядок и спускайся в гостиную. Я жду.
Поймала себя на мысли, что начинаю забывать свое настоящее имя.
— Изольда. Меня зовут Михайлова Изольда Юрьевна, — шепчу про себя, собираясь на выход.
Платье, туфли. Все — не глядя, без раздумий. Пару раз провела расческой по волосам. На украшения даже не смотрела: разорванные мочки ушей заживали плохо. Палец, с которого Бес сорвал кольцо, отек в суставе. Врач сказал, что возможна трещина в кости, для заживления которой потребуется время. Начинался очередной этап моей не — жизни в жутком доме.
Белый кабриолет с открытым верхом. Бес за рулем. Мы летим по пустой ночной набережной. Доезжаем до ее начала, только тогда машина останавливается. Всю дорогу он бросает на меня быстрые взгляды. Тяжелые, колючие. Я их отлично чувствую, но молчу.
— Нельзя так много смотреть телевизор, Льдинка. Глаза устают, зрение садится. Прогулки на свежем воздухе намного полезнее. Как ты себя чувствуешь?
Забавный вопрос, правда? Еще месяц назад я взвилась бы от возмущения и гнева, осыпала его проклятьями, но не сейчас. Больше Бес не получит моих эмоций. Я не отвечаю, и это начинает его злить. Ладонь ложится на мое колено и сдавливает. Голос становится хриплым, зрачки расширяются.
— Ты слышала мой вопрос?
— Нормально. У меня все нормально.
Бес открывает дверь авто, я делаю то же. Широкая набережная, выложенная светлой плиткой, пуста. Тусклые фонари горят через один. Вода в реке кажется совсем черной. Мучитель берет меня за руку и укладывает ладонь на сгиб своего локтя.
— Ты слишком много молчишь, Льдинка. Поговори со мной, назови по имени.
Бес просит. Впервые за все время он не повышает голос, на прижимает меня к стене, засовывая руку между ног, подавляя жестким поцелуем.
— Меня нет.
— Как это? — не понимает. Бровь иронично поднимается, прищуренный глаз смотрит с легкой издевкой, в голосе — сарказм. — Ты — здесь. Моя Льдинка.
— Я не твоя. И не льдинка. Я та, кто тебя ненавидит.
— Как заговорила моя девочка…
— Ненавижу так, что мне уже ничего не страшно… — выдыхаю, глядя на воду. — Ненавижу. Тебя, твой дом, твоих цепных псов. Себя рядом с тобой тоже ненавижу.
Говорю это так спокойно, как будто описываю вечерний пейзаж. Удивляюсь сама себе: каждое слово — правда. Уже ничего не боюсь. Ненависть заполнила меня до предела, не оставив места ни на что другое. Не шарахаюсь от его прикосновений, от пристального взгляда и даже от объятия. Бес притянул меня к себе, положил на грудь. Гладит по волосам, а я закрываю глаза. Ни в душе, ни в теле нет ни единого отклика, и даже привычный парфюм не пугает, не откидывает в прошлое. В душе все выжжено. Дотла. Угли прогорели, остались лишь зола и пепел.