Девушка с глазами львицы
Шрифт:
Когда императрица-мать затеяла тот памятный секретный разговор, Орлова не поверила своим ушам.
– Агата, я поручаю вам будущее моего сына, – безапелляционно заявила Мария Фёдоровна. – Я должна принять главное решение в своей жизни и, конечно же, не ошибиться. Моим старшим сыновьям жён нашла не мать, а бабка, что из этого получилось, вы прекрасно знаете. Но судьбу Николая император доверил мне. Я должна сама выбрать невесту, но в этом деле мне нужны помощники. Я рассчитываю на вас. Поезжайте в Лондон, поселитесь где-нибудь как частное лицо и, не привлекая к себе внимания, понаблюдайте за наследницей английского престола. Эту принцессу, по общему мнению, Бог наградил очень сложным характером. Она, похоже, осталась вовсе без воспитания. Но ведь во всём важна грань:
– Но мне говорили, что она сосватана за наследника престола из Нидерландов, – удивилась Агата Андреевна.
– Долли Ливен уже всё устроила, – усмехнулась императрица. – Вильгельм Оранский – слишком сладкий кусок, чтобы я отдала его Англии. Я уже заполучила этого жениха для моей Аннет: конечно же, пока только на словах, но его отец дал согласие.
Ну и ну! Отнять жениха у наследницы британской короны! В этом была вся «железная матушка», как за глаза называли государыню в царской семье. Да и графиня Ливен – любимая воспитанница императрицы, десять лет проходившая в ранге её самой доверенной фрейлины, а нынче ставшая супругой посланника в Лондоне – была настолько остра умом и ловка в интригах, что уже перестало быть секретом, кто на самом деле блюдет российские интересы на Британских островах. Путаться под ногами у этой могущественной дамы было крайне опасно, но и с императрицей спорить не приходилось. Да уж! Прежде чем лезть в такой переплёт, надо бы осторожно прощупать почву, и Орлова осведомилась:
– Ваше императорское величество, там, где действует графиня Ливен, помощники не нужны. Не испорчу ли я её планы?
– Долли уезжает на конгресс в Вену, там она будет нужнее, – отрезала Мария Фёдоровна. – Да к тому же она уже всё сделала – смогла внушить принцессе Уэльской антипатию к жениху, а потом научила, какие требования включить в брачный контракт, чтобы его подписание стало невозможным. Если Долли вновь станет крутиться вокруг Шарлотты, принц-регент решит, что мы всё это подстроили нарочно, чтобы переманить жениха в Россию. Теперь следует действовать тонко. Я хочу знать, так ли разрушительны свойства характера принцессы Уэльской, чтобы их невозможно было обуздать? Способна ли она стать женой, а самое главное, матерью? Нет ли в ней зерна безумия, овладевшего её дедом? Слишком много вопросов, но на кону стоит поистине историческая возможность для моей семьи: посадить родных братьев на английский и российский трон, а значит, перекроить карту Европы и навсегда изменить её политику.
Мария Фёдоровна возбужденно расхаживала по будуару, глаза её сияли, она даже порозовела. Не было сомнений, что открывшаяся перспектива полностью захватила императрицу. Это могло бы стать её триумфом, тогда и история с замужеством великой княжны Анны приобрела бы благородный оттенок. Забрали менее знатного жениха, чтобы предложить британской наследнице Николая Павловича. Великий князь был очень хорош собой, и Орлова не сомневалась, что английская принцесса падёт под напором его обаяния.
Дело и впрямь оказалось эпохальным. Агата Андреевна покорилась воле императрицы и на следующий же день выехала в Лондон. Сегодня она надеялась впервые увидеть принцессу Уэльскую, вот только от впечатления, что сидит на пороховой бочке и держит в руке зажжённый фитиль, фрейлина избавиться так и не смогла. Впрочем, был шанс хотя бы подсластить себе пилюлю – развеяться и получить удовольствие от оперы.
«Танкреда» – последнее творение молодого композитора Россини, по которому в последний сезон сходила с ума вся Европа, давали на итальянском. По большому счету, Агате Андреевне было всё равно: она не знала ни английского, ни итальянского, но последний язык казался ей намного мелодичнее. Впрочем, если вслушаться, и английский тоже был неплох. Орлова уже привыкла к его интонациям. Ей так нравилось это ощущение непонимания. Словно бы одиночество в толпе. Ты никого не понимаешь, но ведь и все вокруг не понимают тебя, а значит, нет ни правил, ни запретов, и ты, по большому счёту, свободна.
За столь философскими размышлениями Агата Андреевна добралась до Ковент-Гарден и, пока публики было не слишком много, поспешила занять своё место в ложе бельэтажа. Её кресло, как и планировалось, оказалось в первом ряду, именно на том расстоянии от королевской ложи, чтобы фрейлина смогла хорошо рассмотреть принцессу Шарлотту. Орлова устроилась в кресле, аккуратно расправила юбки и положила на барьер маленький веер.
Публика постепенно заполнила зал. В партере почти не осталось свободных мест, да и ложи были уже полны. Агата Андреевна вдруг поняла, что дам в театре оказалось больше, чем мужчин. Шум голосов всё нарастал и наконец смешался в один сплошной гул. Он, не касаясь, обтекал Орлову. Хитросплетения чужого языка не задевали фрейлину: её как будто и не было в этом чужом месте, для всех она была невидимкой. Одинокая и свободная, Орлова принадлежала лишь самой себе. Но вдруг всё закончилось: прямо над её головой – в ложе первого яруса – заговорили две женщины. Может, им захотелось сохранить свой разговор в тайне от окружающих? Кто знает… Но говорили они по-русски. Соотечественницы?.. Да, именно так, ведь прозвучавшее имя «Лиза» не оставляло никаких сомнений.
– Лиза, не обижай моего деверя, пойди с ними, – попросила свою младшую сестру герцогиня Гленорг.
Лиза почувствовала себя виноватой. Она опять ушла в свои привычные мысли и всё прослушала. Теперь это случалось с ней постоянно. Близкие даже обижались, считая Лизу невнимательной. Но как же могло быть иначе? Если теперь она думала лишь о своём синеглазом графе.
Сбежав на рассвете из спальни Печерского, Лиза смогла увидеть его ещё только раз, и то из окна: граф прощался на крыльце с хозяевами дома. Печерский казался растерянным и долго о чём-то расспрашивал Долли. Этот разговор имел для Лизы серьёзные последствия: она еле отвертелась от расспросов сестры, пожелавшей узнать, почему это граф Печерский так настойчиво расспрашивал её о девушке в костюме цыганки.
– Я просто погадала ему, рассказав то, что мне открыла его рука, – нашлась Лиза.
После истории с предсказанием императору Александру, за которую Лизе попало и от брата, и от тётки, и от самой Долли, её ответ сестру уже не удивил. Так Лиза избежала разоблачения и с тех пор стойко хранила свою тайну. Впрочем, это оказалось совсем не сложным, ведь Долли увлеклась любовным романом с собственным мужем, а остальным было не до Лизиных мечтаний – в доме собирались в дорогу. Черкасских ждали на Венском конгрессе.
Первыми уехал Алексей – флигель-адъютант императора, он отплыл в месте с государем. Оставив маленького сына на попечение тётушки Апраксиной, спустя неделю отправилась в Вену и жена Алексея, Катя. Было очень заметно, что она не находит себе места от беспокойства: Катя ещё ни разу не расставалась с сыном, да к тому же скоро должны были уехать и те, на кого она, не задумываясь, могла бы оставить ребёнка. Её подруга и помощница Луиза де Гримон, тоже живущая в доме Черкасских, собиралась в Париж, где её племянницу Генриетту ждало наследство казнённого во времена революции отца. Это дело могло затянуться чуть ли не на год, так что выхода у Кати всё равно не было, и ей пришлось доверить сына графине Апраксиной да молоденьким сёстрам мужа.
Долли, ставшая после маскарада в Гленорг-Холле наимоднейшей персоной лондонского света, блистала на балах и раутах, но не забывала и о младших – старалась устраивать им развлечения. Сегодня она вывезла Лизу, а вместе с ней Генриетту де Гримон и младшего брата своего мужа, лорда Джона, в оперу.
Впрочем, ещё неизвестно, кто кого вывез. Лорд Джон до такой степени обожал театр, что знал там всех и вся и целыми днями пропадал за кулисами. Не менее восторженной поклонницей музыки была и Генриетта. Та обладала прекрасным сопрано и до того, как узнала о возвращении ей во Франции отцовского наследства, серьёзно готовилась к дебюту на сцене, да и теперь не отказалась от этой мысли окончательно, чем доводила свою тётку Луизу почти до обморока. Похоже, что среди приглашённых лишь одна Лиза ждала встречи с оперой почти равнодушно.