Девушка с холмов
Шрифт:
Однако в этом был и положительный момент. Промелькнувшая мысль о Ли не вывела меня из равновесия, я не взорвался, как тогда у реки. По-моему, я научился держать себя в руках. Да и мерзкий шок, вызываемый этой мыслью, перестал быть таким сильным.
Я подумал, что именно это Анджелина имела в виду, когда говорила, что боится возвращаться. Но нет, я знал, что она не влюблена в Ли. И раз так, то что бы ни сказал или ни сделал Ли, он ведь, в конце концов, был моим братом и нам не следовало его бояться. Единственное, чем я мог позже объяснить эту свою слепоту, было то, что я не понимал, насколько Ли изменился и продолжал меняться.
В последний вечер мы уехали далеко по длинной пустынной полосе берега. Там сразу после заката мы остановили машину и стали собирать сухие сучья для костра. Когда костер разгорелся вовсю и от него в сгущающийся сумрак полетели искры, мы переоделись в купальные костюмы, каждый по свою сторону машины, и сбежали к воде. С юга дул сильный ветер, высоко поднимая волны. Они разбивались далеко о первую преграду со страшным грохотом, который наполнял и перекрывал все вокруг в этом мире, принадлежавшем нам одним.
Мы заплыли далеко и полностью ощутили силу прибоя и соленый вкус воды во рту. Я старался держаться к ней поближе, ни на миг не выпуская из виду белую купальную шапочку на фоне белой пены волн в темноте. Ее прибивало ко мне силой морских волн, и я ощущал теплую нежность ее тела, прижимавшегося ко мне на минуту. Потом ее снова отбрасывало в темноту и в пучину воды. Казалось, что-то шелковое касалось меня и уплывало. Я бросался за ней и ловил ее вместе с набегающей волной. И мы, смеясь, стояли, борясь с силой отбегающих волн. И я целовал ее, чувствуя соль на ее губах. Потом новая волна захлестывала нас и разлучала, бросая в бурлящую белизну пены.
Мы вернулись на берег к костру. Тот уже догорал. От него остались лишь раскаленные угли. Большое полено, положенное мной посреди костра, сгорев, развалилось на две половины. Я вбил их в тлеющие угли, и ветер раздул вокруг них пламя.
Мы достали булочки и шницели, а также проволочную вилку на длинной ручке, купленную в магазине, где все стоило пять или десять центов, и пожарили шницели на углях. Потом мы лежали на спине на желтом халате и смотрели, как ветер выбрасывает искры, выискивая их среди тлеющих углей, в пустынные дюны. Никого вокруг на мили и мили, и мы — единственные люди в этом черном, диком пространстве. Анджелина сняла купальную шапочку, и свет догорающего костра озарил кудри и мягкие линии ее тела.
— Интересно, приедем ли мы когда-нибудь опять в Галвестон, Боб?
— Да, конечно.
— Не знаю, хочу ли я этого, — медленно произнесла она. — Может быть, не стоит. Ведь так, как сейчас, уже быть не может. Лучше, наверное, если мы просто навсегда запомним все это.
Я ничего не ответил, и мы перестали смотреть на огонь. Все было так, как в то утро, когда мы не могли наглядеться друг на друга, но только на этот раз Ли отсутствовал, так же как и мысль о нем. Далеко не сразу я поцеловал Анджелину. В ней была страсть, как у моря, бушевавшего в темноте. Страсть и неистовое
Глава 20
Мы вернулись в город около десяти часов. Встреча оказалась какой угодно, но только не сердечной. Когда мы подъехали к стоянке у въезда на площадь, мне помахал рукой Грэди Батлер — один из помощников шерифа. Он вскочил на подножку еще двигавшейся машины.
— Боб, — сказал он, — я хотел бы, чтобы ты и твой сумасшедший братец как-нибудь договорились между собой об этой машине.
— А в чем дело?
— В чем дело? Ну, он является в суд около трех дней тому назад и заявляет, что его машина украдена. Мы поднимаем номер лицензии и все прочее, даем повсюду объявления об этом. А затем я случайно узнаю, что машина вовсе не украдена, она у тебя. Я сообщаю об этом Ли, а он говорит, что ничего не помнит, так как был, вероятно, пьян.
— Он был пьян и на этот раз?
— Пьян? Конечно. Он был пьян оба раза. Я хотел бы, чтобы вы как-то встретились. У нас достаточно головной боли и без того, а Ли все только усложняет.
— О'кей, — кивнул я, — сейчас отведу ему машину и, может, приведу его в порядок. Ты не видел его где-нибудь с час назад?
— Нет. Слава Богу, нет.
— А что, собственно, происходит?
— Просто последние недели он в запое. Я уже устал вытаскивать его из разных неприятностей.
Кто-то сзади нас начал нетерпеливо сигналить, поэтому Батлер соскочил с подножки, и мы двинулись дальше.
Я почувствовал некоторое беспокойство, когда мы выехали на улицу Северного вяза, и мне не стало лучше, когда, наконец, мы остановились перед старым домом. Ни одного светящегося окна. Значит, никого нет дома. “А где же Мэри?” — встревожился я. Не хотелось бессмысленно терять время сегодня вечером, и мы отправились на ферму.
В домике арендатора света не было. Я и не ждал иного. Джейк и Хелен обычно в это время спали. Мы остановились под высокими деревьями, и я повернулся к Анджелине:
— Ну вот, мы дома.
Всю дорогу из города она сидела очень тихо. Мы поднялись на крыльцо, и я, открыв дверь, перенес ее через порог на руках.
— Я всю дорогу надеялась, что ты сделаешь так. Боб, — просто сказала она.
Я прошел через холл, неся Анджелину на руках, на ощупь находя дорогу, и вошел в спальню.
В запертом доме было тепло и совершенно тихо. Темнота, казалось, давила на нас.
— Держи меня, Боб, — прошептала она. — Не отпускай. Я боюсь.
Я чувствовал, что она дрожит.
— Здесь нечего бояться, — успокоил я.
— Я знаю. Я просто нервничаю, но все же что-то меня пугает.
Сев на кровать, я продолжал держать ее в объятиях, пока она не перестала дрожать. Затем я встал, открыл заднюю дверь, поднял стекла и зажег лампу. Анджелина улыбнулась мне, чуть-чуть смущенно. Я показал ей все комнаты. Живя всю жизнь напротив, за долиной Черного ручья, она видела этот дом только снаружи.
Дом ей понравился и мебель, которую я сумел собрать, тоже. Однако Анджелина выглядела несколько подавленной. Потом мы все тщательно осмотрели в кухне, ознакомившись даже с посудой и шкафами для продуктов.