Девушка с планеты Эффа
Шрифт:
Прислушиваюсь к разговорам. Теперь, когда первое волнение улеглось, ученые уже спокойнее обмениваются впечатлениями.
– Ни одна обычная оптическая система не может, конечно, с этим сравниться!
– восторженно восклицает кто-то.
– Однако даже с такой разрешающей способностью нет возможности рассмотреть Эффу достаточно отчетливо, - слышится чей-то вздох.
– Подробностей ее рельефа нам, конечно, не увидеть, - замечает третий астроном, - но очертания материков и общую площадь суши удастся определить, как только атмосферные условия улучшатся.
– А деятельность обитателей Эффы, если таковые на ней имеются, мы не обнаружим разве?
– озабоченно басит кто-то. Не может же такая деятельность остаться бесследной даже при столь грандиозном расстоянии? Каналы большой протяженности, огромные города, индустриальные районы - неужели все это никак не будет восприниматься?
– Боюсь, что надежда на это невелика, - отвечает обладателю баса мой осторожный брат Хоррэл.
– С искусственных спутников мы фотографировали ведь нашу Джумму с разных дистанций, но уже с расстояния в несколько тысяч километров затушевываются все подробности ее городского и индустриального пейзажа.
– А я все-таки не сомневаюсь, что следы деятельности разумных существ Эффы мы непременно обнаружим, - убежденно заявляет Рэшэд.
После того, как помощники Хоррэла делают несколько снимков с экрана, снова начинают работать моторы, нацеливая телескоп в другую точку небесной сферы. Догадываюсь, что на этот раз мы увидим Юлдэ. Выражение лица Джэхэндра подтверждает мою догадку.
Я уже не волнуюсь, но мне и на Юлдэ взглянуть интересно. Неужели мы сейчас увидим что-нибудь такое, что привлечет к ней больше внимания, чем к Эффе? Может быть, это эгоистично, но мне не хотелось бы этого...
Хоррэл с помощниками долго регулирует аппаратуру, но я вижу лишь мутное красноватое пятно.
Слышу чей-то разочарованный голос:
– Да-а, атмосферные условия тут, видимо, несравненно хуже, чем на Эффе...
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Окончательно убеждаюсь, что из фонограммы космической ракеты мне уже ничего "не выжать". Кроме того, что я уже передала кибернетику, удалось восстановить лишь одну небольшую фразу из пяти слов.
Ужасно не хочется идти к Рэшэду признаваться в своем бессилии. Я ведь знаю - он очень надеялся, что мне удастся восстановить еще что-нибудь. Но я не хочу больше обманывать ни себя, ни его. Я лично уже окончательно потеряла всякую надежду на успех и хочу честно признаться в этом Рэшэду. Опасаясь, что решимость может покинуть меня, не раздумывая больше, распахиваю дверь его павильона.
– А, Шэрэль!
– приветливо восклицает Рэшэд.
– Заходите, пожалуйста. Весь день вчера не видел вас и очень соскучился.
В другое время эти слова наполнили бы меня счастьем, но сейчас я чувствую себя такой униженной, что меня уже ничто, кажется, не сможет обрадовать.
– Пришла сообщить вам об окончательной своей капитуляции, - каким-то чужим, противным голосом говорю я, боясь взглянуть в глаза Рэшэда.
– Восстановить уже ничего больше не удастся...
Я не объясняю Рэшэду, что именно восстановить, но он и сам все понимает.
– Ничего, Шэрэль, теперь это уже не так важно. Не расстраивайтесь, пожалуйста.
А меня только злят эти слова утешения. Не понимаю я разве, как могла бы пригодиться эта фонограмма, если бы я всю ее восстановила? Зачем же говорить, что теперь это уже не важно?
– Как же так? ..
– хмурюсь я.
Но он торопливо перебивает меня:
– Это все равно ничего бы нам больше не дало. Никакая электронная машина не сможет ведь сделать точного перевода с языка, который не известен ни одному лингвисту нашей планеты. Наши кибернетики в этом отношении несколько преувеличивают свои возможности.
– Все напрасно, значит?..
– Нисколько!
– оживленно восклицает Рэшэд.
– Нам важно было убедиться, во-первых, в том, что девушка с Эффы говорила членораздельно, осмысленно. А во-вторых, что язык, на котором она говорила, никогда не был и не мог быть ни одним из существующих или когда-либо существовавших на нашей планете. Кибернетики блестяще со всем этим справились. С бесспорной убедительностью они доказали не только реальность существования этого языка, но и высокое его развитие. Нy, а жесты, мимика и интонация нашей девушки - мы столько переволновались за нее, что, думается, имеем право называть ее "нашей" - все свидетельствует о том, что она к чему-то призывает обитателей Эффы.
Перед моими глазами невольно всплывает ее лицо. Да, она, несомненно, призывала к чему-то своих соотечественников! Призыв этот светится в ее глазах, в выражении подвижного лица, в порывистых жестах, слышится в интонации голоса на тех кусках фонограммы, которые удалось восстановить.
– Но что же могло вызвать такой страстный призыв? встревоженно спрашиваю я.
– Этого мы не знаем, - печально признается Рэшэд.
А меня охватывает такая жалость к нашей девушке, такая тревога за нее, что даже слезы набегают на ресницы.
– Да, этого мы не знаем, - безнадежно повторяю я, - и, видимо, не узнаем никогда...
– Почему же?
– горячо возражает Рэшэд.
– Рано или поздно, но мы непременно разгадаем и эту тайну.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Поразительная новость - Хоррэл обнаружил на Эффе три чрезвычайно ярких вспышки! Одну он зафиксировал еще вчера, а две, последовавшие одна за другой, сегодня ночью. И это не бездоказательное заявление: Хоррэл сфотографировал спектр этих вспышек, и в астрофизической лаборатории уже производится их анализ. Там сейчас Рэшэд, Хоррэл и все наши сотрудники. Может быть, пойти и мне?
Вхожу очень робко, стараясь не привлекать ничьего внимания. Но астрономам не до меня. Они обсуждают результаты только что закончившегося анализа спектра вспышек на Эффе.
Слышу голос Рэшэда:
– В том, что температура их не ниже температурЫ термоядерных процессов на нашей Джумме и на Желтой звезде, нет, значит, никаких сомнений?
– Да, это теперь бесспорно, - решительно подтверждает кто-то из астрофизиков.
– Она составляет несколько десятков миллионов градусов.
– Какой же вывод из этого?
– раздается спокойный голос главы Совета ученых.