Девушка с секретом
Шрифт:
— Почему он так долго? — Женька зябко куталась в куртку, глядя в окно на разыгравшееся ненастье.
Тимоха, хлопочущий у плиты, смерил ее тяжелым взглядом и лишь вздохнул в ответ. От блестящей кастрюльки, в которой он что-то непрерывно помешивал, поднимался аппетитный парок.
— Есть будешь? — спросил он некоторое время спустя и сам за нее ответил: — Будешь! Мослы одни, смотреть тошно.
— А ты не смотри, — оскорбилась Женька. — На тюремных харчах не очень-то раздобреешь…
— Так тебя же там откармливали последнее время, — хмыкнул Тимоха, расставляя тарелки. —
— Павел!.. Он тебе все рассказал! — ахнула девушка, закусив губу от обиды.
— Мне не надо ничего рассказывать. У меня везде свои глаза и уши… Ешь давай!
Они склонились над тарелками и усиленно заработали ложками. Неприглядное на вид варево оказалось очень приятным на вкус. Удивительное дело, но Женька съела все до крошки.
После ужина Тимоха закурил. Вытянув сильные ноги далеко вперед, он развалился на стуле и, прищурив глаза, принялся наблюдать за тем, как Женька убирает со стола. Дым густыми клубами уходил к потолку, заставляя девушку то и дело морщиться от неприятного запаха. А Тимоха, казалось, не замечал этого. Прикуривая одну сигарету за другой, он не переставал следить за ее передвижениями по кухне.
— Все! — недовольно буркнула Женька, бросая тряпку в раковину. — Я все убрала…
— Угу, — кивнул Тимоха, немного поменял положение и затем, хитро ухмыльнувшись, брякнул: — А у вас с Пашкой что — любовь?..
Резко отвернувшись от нагло глазеющего на нее Тимохи, Женька уставилась в окно и ничего не отвечала. Парень заскрипел стулом, и через несколько секунд его трубный голос ударил ей в ухо:
— Ты не обижайся… Я почему спросил? Потому что удивился…
— Чему? — не оборачиваясь, тихо спросила она. — Тому, что он такую пигалицу за собой таскает?
— Ну… вроде того… У него Лялька знаешь какая телка! Так он с ней не очень-то церемонился, а с тобой…
Тимоха удивленно замотал головой из стороны в сторону и еще раз смерил оценивающим взглядом стоящую перед ним девушку. Понимая, что от нее ждут ответа, все равно какого, но ответа, она прошлась по кухне и, склонив голову набок, с удивительной нежностью в голосе произнесла:
— Павлик… он такой хороший! Ты, наверное, знаешь, что я совершенно одна на этом свете. Родители погибли при пожаре. С братом разлучили в детстве. Только-только мы встретились, как произошла эта ужасная трагедия…
— А это не ты его?.. — брякнул Тимоха и, увидев, как исказилось от затаенной боли Женькино лицо, попытался исправить положение: — Ты извини, болтают…
— Если честно, то я и сама толком ничего не понимаю, — глухо пробормотала Женька, седлая стул, на котором до этого раскачивался Тимоха. — Я спала в ту ночь… Очнулась, будто от толчка. В руке нож, весь в крови, стою в луже воды. Я опустила глаза вниз, а там…
От тяжелых воспоминаний в глазах закипели непрошеные слезы. Страшная картина изуродованного тела брата так явственно вдруг всплыла в памяти, что к горлу подкатила тошнота.
— Потом закричала Вика, страшно так, протяжно… — всхлипнула Женька после паузы. — И все!.. Больше я ничего не помню!..
— А кто такая Вика? — заинтересовался Тимоха.
— Это
— Она что же, дома была все это время?
— Да нет, она была на работе. Должна была вернуться в час. Наверное, пришла и все это увидела. Не знаю я ничего. Соседка говорит, что в тот вечер к Антону приходила женщина. Чем больше я обо всем этом думаю, тем меньше понимаю. Все перепуталось в голове…
Тимоха походил по комнате, рука его вновь потянулась к сигарете.
— Запутанно все, — пробормотал он, прикуривая. — Ты ведь еще бродишь во сне по ночам, ведь так?
Женька молча кивнула.
— Огня боишься… Пашка сказал, что к газу боишься подходить, камин разжечь не разрешила. Правда?!
— Да, — вздохнув, ответила Женька. — В детстве от пионерского костра бежала как черт от ладана.
— Ребятня наверняка потешалась, — хмыкнул Тимоха, стряхивая пепел в раковину.
— Да. Потешались… — В памяти вновь всплыло ухмыляющееся Ларискино лицо.
Устало прикрыв глаза ладонью, Женька подавила невольную зевоту и виновато пробормотала:
— Извини, устала я… Пашу, наверное, не дождусь. Он говорил, что у него проблемы…
— Да проблемы, скорее, не у него… — хмыкнул Тимоха, мрачнея лицом. — Скажем, расхождение во взглядах или непонимание позиций друг друга. Ладно, идем, покажу, где спать будешь…
Пройдя за парнем по комнатам, Женька вновь подивилась аккуратности хозяина. Каждая вещь знала свое место. Роскоши, правда, как в квартире Павла, здесь не наблюдалось, но и нищетой не веяло. Убранство комнат составляла добротная стильная мебель. Единственной вещью, выбивающейся из общей картины, были старинные напольные часы. Огромный медный маятник медленно раскачивался из стороны в сторону, отсчитывая отмеренный жизнью путь.
Тимоха, заметив неподдельный интерес Женьки к старинной вещи, благоговейно произнес:
— Семнадцатый век… От прапра… не знаю, какого родственника достались.
— Красиво, — печально обронила девушка, вспомнив о единственной вещице, доставшейся ей от родителей — керамическая игрушка, с которой маленькая девочка всегда засыпала, зажав ее в руке.
— Идем, — тронул Женьку парень за плечо. — Отдыхать нужно…
Комната, которую ей выделил Тимоха, мало чем отличалась от остальных. Белые стены, сероватые жалюзи на окнах, пара шкафов-купе да огромная двуспальная кровать, накрытая пушистым темным пледом. Пожелав ей спокойной ночи и бросив на кровать спальный комплект с полотенцем, Тимоха скрылся за дверью.
— Спокойной ночи, — рассеянно пробормотала ему вслед Женька, устало опускаясь на единственный стул у окна.
Непогода на улице принялась сыпать мокрыми хлопьями снега. Голые ветви деревьев неистово метались в круговерти разыгравшейся бури.
Девушка с тоской смотрела в опустевший сад. В сгущающихся сумерках черные контуры яблонь, стонущих от сильных порывов ветра, показались ей настолько жуткими, что она поспешила опустить жалюзи и отойти в глубь комнаты.
Именно в этот момент одно из мрачных очертаний вдруг приобрело силуэт человеческой фигуры и, крадучись, двинулось к дому.