Девушка с сомнительным прошлым. И Джордж
Шрифт:
Он встал, забрал фотографию и убрал ее обратно в ящик.
Такая вот Антуанетта Доннелли.
Она все еще тяжело дышала.
— Просто фантастика, — сказала она. — Ты необыкновенный, мистер Джордж Райс.
— Спасибо, — ответил он с самодовольной ухмылкой. — Мой отец благодарит тебя. Моя мать благодарит тебя. И я благодарю тебя. — Он взял стакан с ночного столика и протянул ей.
Пусть и дальше раскрепощается.
Она отпила немного — знаете, секс и у меня всегда вызывает жажду, — подняла
— Ох, уже поздно, — сказала она.
Джордж решил, что теперь самое время сделать ход; сейчас или никогда.
— Ты ведь не уйдешь, хотя бы не намекнув мне? — прошептал он... ну, вы знаете, как Джордж это умеет. — Всего лишь намек, а?
Она пробормотала что-то в шарик на своем правом плече. И снова — фьють! — красный комбинезон вскипел и обхватил ее тело, ну, типа того.
Чувствовалось, что соображает она с трудом.
— Ты очень, очень хорош, — усмехнулась она. — Даже знаешь, как спросить о том, о чем не имеешь права спрашивать.
— Не имею права? Да ладно тебе. — Он наклонился и поцеловал ее. — Я заслужил это право. Право прапрадеда.
Она засмеялась.
— Замечательный у меня прапрадед!
Они вместе вернулись в гостиную. Чувства переполняли его. Было совершенно очевидно, что она не может отказать ему, не может скрыть правду. Наверно, у него был чуть-чуть самодовольный вид. Ну, вы же знаете Джорджа.
— Давай выкладывай! Почему ты так стремилась увидеть меня? Что во мне такого особенного?
— Ну, начать с того, кто такие — в смысле, кем были — твои родители. С их достижений.
— Мои родители? О чем ты? С ними, конечно, все было в порядке, жизнь свою они прожили как надо, но ничего выдающегося не сделали. Какие такие достижения?
— Ну, взять хотя бы критическую монографию твоей матери о традиционном романе. Прекрасная вещь.
— Ты имеешь в виду мамину книгу? Ох, нет! Она и опубликовать-то решила ее лишь под давлением прессы. Заплатила четыре тысячи долларов, но книга вышла только через год после ее смерти.
Антуанетта пожала плечами.
— Да? А у нас она по-прежнему в дефиците. Самое конструктивное исследование традиционного романа двадцатого столетия. Все остальные лишь подражают ей.
— Господи! А па? Бедный, старый, придурковатый па? Только не надо о его коллекциях спичечных коробков или банок из-под пива... Эй, только не это!
Девушка прикоснулась к паре шишек на своем костюме. Послышалось что-то вроде звона колокольчиков.
— Ну, — сказала она, — если ты имеешь в виду семь его знаменитых коллекций — те, которые он оставил филиалу местной публичной библиотеки, — если ты их имеешь в виду, то это как раз то, о чем я и хотела тебе сказать.
— Знаменитых. Ты сказала — знаменитых! Эти паршивые коллекции? К нам и в подвал-то не зайдешь, потому что все там завалено этим хламом.
— Да, я сказала «знаменитых». Конечно, это в той же степени относится к сопроводительной монографии, что и к самой коллекции. Почти во всех университетах читают двухгодичный курс, основанный на этой монографии: «Популярная культура и ее индустриальная основа». Точнее, только половина курса основана на монографии твоего отца, вторая половина касается теории музыки, которую впоследствии разработает один из твоих детей.
— Что еще за один из моих детей? Сколько у меня будет детей? Кем они...
— Нет. Я не могу входить в такого рода детали будущих событий. Ты ведь понимаешь почему? — Она с силой потерла красноватую шишку, и позвякивание приобрело отчетливо различимый ритм. Очень похожий на икоту. — Мне и самой хотелось бы рассказать тебе побольше. В особенности о моей бабушке, одной из твоих внучек. Именно ее исследования скорости света, прежде считавшейся постоянной, легли в основу всей моей работы в области путешествий во времени. Хотя теория ее кузена, я бы сказала, тоже очень...
— Кузен! Еще один из моих потомков? Только послушай, что ты говоришь! Получается, что, начиная с моих родителей, у нас просто черт знает какая семейка!
— О да, вот такая семья. Генетический восторг, евгеническая фантазия. Семья, которую изучали с той же тщательностью, что и семью Баха в Германии.
Теперь она играла пальчиками по всем своим розовым шишкам. Туда и обратно, вверх и вниз. Мелодия звучала все громче.
Но Джордж не обращал на это никакого внимания. Он весь трепетал, почувствовав, что вот-вот доберется до истины.
— И изо всей этой знаменитой семьи ты выбрала только меня. Меня ты захотела увидеть. Одного меня!
Полностью сосредоточившись на своих шишках-кнопочках, при этих словах она подняла взгляд, немного раздраженно.
— Конечно, именно тебя я хотела увидеть. Ты самый интересный среди всех остальных.
Джордж схватил ее за плечи и хорошенько встряхнул.
— Почему? Ты должна сказать мне почему. Что такого я сделал? Что сделаю?
— Пожалуйста. — Она с силой оттолкнула его. Джордж говорит, она оказалась совсем не слабой для женщины своих габаритов. — Пожалуйста! Ты расплавишь спирилликс. Он и так быстро снижается.
Джордж, однако, был непреклонен.
— Давай. Не увиливай. Скажи мне почему. В чем моя особенность?
Он говорит, голос у него внезапно охрип. Практически он кричал шепотом.
Она оторвалась от своих кнопок и поглядела на него.
— Не понимаешь? Нет, не может быть! Уверена, ты знаешь!