Девушка с татуировкой дракона
Шрифт:
– Левый журнал.
– Это зависит от того, что считать левым. В целом «Миллениум», пожалуй, относится к социально-критическим изданиям, но можно предположить, что анархисты считают его паршивым буржуазным журнальчиком того же типа, что «Арена» или «Урдфронт», а правый Студенческий союз, вероятно, полагает, что у них в редакции сидят одни большевики. Нет никаких свидетельств того, что Блумквист когда-либо проявлял политическую активность, даже во времена подъема левого движения, когда он учился в гимназии. Потом он жил с девушкой, которая тогда была активной сторонницей синдикалистов, а теперь заседает в риксдаге как депутат от левой партии. Похоже, его считают левым
– Я понимаю, что вы хотите сказать. Что еще?
– Он написал две книги. Одна из них о деле Арбоги, а вторая – об экономической журналистике – называется «Тамплиеры» и вышла три года назад. Я эту книгу не читала, но, судя по рецензиям, ее восприняли неоднозначно. Она породила ряд дискуссий в СМИ.
– Как у него с деньгами?
– Он не богат, но и не голодает. Его налоговые декларации прилагаются к отчету. В банке у него около двухсот пятидесяти тысяч крон, которые вложены частично в фонд пенсионного накопления, частично – в накопительный фонд. На счете у него порядка ста тысяч крон, которые он использует на текущие расходы, поездки и тому подобное. Он имеет кооперативную квартиру с полностью выплаченным паем – шестьдесят пять квадратных метров на Белльмансгатан, – и у него нет ни займов, ни долгов.
Саландер подняла палец:
– Он владеет еще кое-чем – недвижимостью в Сандхамне. Это сарай в тридцать квадратных метров, переоборудованный под жилой домик и расположенный у воды, посреди самой привлекательной части городка. Домик, по всей видимости, в сороковых годах купил кто-то из братьев отца – тогда простые смертные еще имели такую возможность, – а потом он по наследству в конце концов достался Блумквисту. Они договорились, что квартиру родителей на Лилла Эссинген получает сестра, а Микаэль Блумквист – домик. Не знаю, сколько он сегодня может стоить – наверняка несколько миллионов, – но, с другой стороны, не похоже, чтобы Блумквист собирался его продавать, он бывает в Сандхамне довольно часто.
– Каковы его доходы?
– Он совладелец «Миллениума», однако в качестве зарплаты берет себе около двенадцати тысяч в месяц. Остальное добирает внештатной работой, конечная сумма варьируется. Максимум зафиксирован три года назад, когда его нанимал ряд СМИ и он заработал почти четыреста пятьдесят тысяч. В прошлом году подработки принесли ему только сто двадцать тысяч.
– Ему придется выложить сто пятьдесят тысяч за моральный ущерб и, кроме того, оплатить услуги адвоката и все остальное, – заметил Фруде. – Можно предположить, что это выльется в кругленькую сумму, а еще он лишится доходов, пока будет отбывать наказание.
– Это означает, что он останется без гроша, – сделала вывод Саландер.
– Он честный человек? – спросил Дирк Фруде.
– Доверие – это, так сказать, его главный капитал. Он создал себе образ блюстителя морали в мире предпринимательства, и его довольно часто приглашают комментировать разные вещи по телевидению.
– После сегодняшнего приговора от этого капитала, вероятно, мало что осталось, – задумчиво произнес Дирк Фруде.
– Не берусь утверждать, что точно
Арманский вытаращил глаза. За те годы, что Лисбет Саландер на него работала, она еще никогда не высказывала личных соображений по поводу какого-либо из дел. Для нее важны были лишь сухие факты.
– В мое задание не входило изучать суть дела Веннерстрёма, но я следила за процессом и должна признать, что он меня совершенно поразил. Тут что-то не так, это совсем… не в характере Микаэля Блумквиста – публиковать бездоказательный материал, ведь это совершенно гиблое дело.
Саландер почесала нос. Фруде терпеливо ждал. Арманский не понимал, ошибается он или Саландер действительно сомневается в том, как ей продолжать. Та Саландер, которую он знал, никогда не проявляла неуверенности или сомнений. Наконец она, похоже, решилась:
– Исключительно, так сказать, за рамками протокола… Я не вникала всерьез в дело Веннерстрёма, но полагаю, что Калле Блумквиста… извините, Микаэля Блумквиста надули. Думаю, что за этой историей кроется нечто совсем другое, нежели то, о чем говорится в решении суда.
Теперь уже настала очередь Дирка Фруде встрепенуться. Адвокат смотрел на Саландер изучающим взглядом, и Арманский отметил, что впервые с начала ее отчета заказчик проявил отнюдь не просто вежливый интерес. Он зафиксировал в уме, что дело Веннерстрёма явно представляет для Фруде определенный интерес.
«Не совсем так, – тотчас подумал Арманский. – Фруде среагировал, только когда Саландер намекнула, что Блумквиста надули».
– Что вы, собственно, хотите сказать? – с интересом спросил Фруде.
– Это только предположение, но я почти уверена, что его кто-то обманул.
– Почему вы так думаете?
– Вся биография Блумквиста свидетельствует о том, что он очень осторожный журналист. Все его предыдущие разоблачения были хорошо подкреплены документами. Я была в один из дней на процессе и слушала. Он не представлял никаких контраргументов и, казалось, сдался без боя. Это не в его характере. Если верить суду, то он просто сочинил историю о Веннерстрёме, не имея никаких доказательств, и опубликовал ее как некий террорист-самоубийца от журналистики – но это просто-напросто не в стиле Блумквиста.
– А что, по вашему мнению, произошло?
– Я могу только догадываться. Сам Блумквист верил в свой материал, но по ходу дела что-то произошло, и информация оказалась фальшивкой. Это, в свою очередь, означает, что он доверял источнику, а его намеренно снабдили ложной информацией – что кажется сложным и маловероятным. Альтернативный вариант – он подвергся настолько серьезной угрозе, что сдался и предпочел предстать некомпетентным идиотом, нежели принять бой. Но повторяю, это лишь предположения.
Саландер хотела продолжить отчет, но Дирк Фруде поднял руку. Он немного помолчал, постукивая пальцами по подлокотнику, а потом, поколебавшись, снова обратился к ней:
– Если бы мы наняли вас, чтобы распутать дело Веннерстрёма и добраться до правды… насколько велик шанс, что вы что-нибудь найдете?
– Трудно сказать. Может быть, там и находить-то нечего.
– Но вы согласились бы попытаться?
Она пожала плечами:
– Не мне решать. Я работаю на Драгана Арманского, и он решает, какие дела мне поручать. Потом, все зависит от того, какого рода информацию вы хотите добыть.