Девушка со снайперской винтовкой
Шрифт:
На работе я никогда не рассказывала о своих фронтовых делах, поэтому ни мои сослуживцы, ни тем более коллеги из других отделов почти ничего не знали о моем боевом прошлом. И когда в том же 1975 году на торжественном собрании коллектива докладчик немного рассказал обо мне, все удивились, а на следующий день на работе ни один не прошел мимо, не выразив мне своего уважения.
Но позднее бывало и другое. Помню, как-то возвращалась я с праздничного парада на Красной площади, на жакете — награды. И вот иду я по улице, а навстречу — молодая миловидная девушка. Посмотрела она на мои награды и зло процедила: «Нацепила…» Мне было горько, но я растерялась и не нашлась, что и как ей ответить. В тот день я шла к моему товарищу, фронтовику Васе Рябцеву, у которого по традиции собирались его боевые друзья. Один из них, боевой летчик, удостоенный многих очень высоких
Но это будет не скоро. А тогда, в 1975 году, еще никто не знал, что придут такие времена, когда ветераны войны будут подвергаться оскорблениям и перестанут носить боевые награды.
…В последний день нашей встречи мы собрались на прощальный обед в огромном зале. Прекрасно накрытые столы, вкусный обед, напитки на любой вкус. Наша компания дружно проголосовала за то, чтобы бутылки с горячительными напитками обменять на воду и квас. В зале стоял невероятный шум. За каждым столом вспоминали и обсуждали свое, пели тоже свое. Потом всем залом грохнули самую популярную в школе песню «Грезы». Песня непритязательная, но мы любили ее, пели и на марше, и на отдыхе.
Есть одна любимая песня у соловушки,Песня задушевная о моей головушке.Грезы мои грезы, грезы, словно сказки,Пролетает молодость без любви и ласки.Что случилось, сделалось, сам не понимаю я,В ночь подушку мокрую к сердцу прижимаю я.Под окном гармония и сиянье месяца.Только знай, любимая,Нам с тобой не встретиться…Хор почти из четырехсот голосов звучал мощно!
После ужина шли пешком до метро и пели наши любимые школьные песни. Прощались в метро. Долго не могли расстаться. Девчата разъезжались. Обменялись адресами, обещали теперь уж не теряться, писать друг другу. Всплакнули, конечно. Мне кажется, в эти дни я видела столько женских слез, сколько не довелось увидеть за все полтора года службы в армии.
А через две недели позвонил Сережа и сказал, что напечатал для моих друзей почти 250 фотографий. Вот это да! Как быстро! Оказалось, Сережу так взволновала наша встреча, что ему захотелось быстрее доставить всем радость. Потом я с огромным удовольствием раскладывала эти фотографии в большие конверты и рассылала их по всему Союзу — от Ленинграда до Владивостока. Как же были счастливы девчата!
Сейчас смотрю на эти фотографии и заново переживаю ту нашу встречу, первую после тридцати лет неизвестности. Подумать только: чтобы увидеться со своими боевыми друзьями, люди, все уже немолодые, приезжали в столицу издалека. Ехали с детьми, мужьями, родственниками. Ехали со всех концов Советского Союза, из разных союзных республик. Только наше отделение — это Алма-Ата, Фрунзе, Чита, Павлодар, Новосибирск, Владивосток, Ярославль, Куйбышев, Калинин, Кустанай. Сейчас многих из этих городов уже нет на карте, вернее, города-то остались, но переименованы, а некоторые стали для нас ближним зарубежьем.
Особо хочу сказать, что в организации всех встреч выпускниц ЦЖШСП самое активное участие принимал ЦК ВЛКСМ. Ведь наша школа — это детище комсомола, и руководители ЦК не забывали это. На местах же ветеранам помогали общественные организации, они даже деньги выделяли на поездки, предоставляли дополнительные отпуска.
Шли годы. Мы еще много раз встречались. В 1978 году на встрече, посвященной 35-летию со дня образования ЦЖШСП, было свыше 500 гостей. Вместе с 376 выпускницами школы приехали 120 человек их родственников и 75 детей и внуков. Пишу так уверенно, потому что во время встречи я записывала в блокноте все, что казалось мне важным и интересным. Эти цифры и взяты из того блокнота.
Впоследствии девчата бывали в нашем доме, их всегда встречали тепло и приветливо. В один из приездов Маши Дувановой мы с ней побывали на родной для нас станции Силикатная. После войны помещение ЦЖШСП было возвращено местному силикатному
В другой раз повела я Машу в Центральный музей Вооруженных Сил СССР. Там меня ожидал сюрприз: в одном из залов я увидела Знамя нашего 611-го полка. Я так разволновалась, что мне захотелось, как в прежние времена, преклонить перед ним колено. Но кругом ходили посетители, поэтому я просто молча постояла рядом. Это мое чувство может понять только тот, кто прошел армию, войну, кто присягал перед Знаменем, кто искренне верил в дело, которое он защищал.
Я очень дорожила нашими встречами, всегда с нетерпением ждала их, а потом еще долго вспоминала, кто приезжал, о чем говорили, где были, что видели. Каждая такая встреча как бы перекидывала мостик в нашу боевую юность, больше всего мы говорили о том времени, пели те песни. И каждый раз испытывали огромное счастье, что выжили, дожили, увиделись. Мы все стали почти родными.
Регулярно встречалась я и с моими друзьями из 31-й армии, 88-й дивизии, в составе которых пришлось воевать. Помню, на одну из армейских встреч прибыли почти 1200 человек. Кто-то приехал с мужьями и женами, детьми и внуками. Всех гостей разместили в одной из самых комфортабельных и престижных гостиниц — в «России». Там они и жили, и питались. Все это было тогда доступно даже пенсионерам.
О том, насколько дорожили ветераны фронтовым братством, свидетельствует такой случай. Во время одной из армейских встреч к нам присоединился инвалид, приехавший издалека. Он был без одной ноги и передвигался на костылях. Рассказал, что после контузии потерял память, все позабыл и не помнил даже, в какой части служил. Услышал по радио о встрече ветеранов 31-й армии, почему-то решил, что именно в ней и воевал. Собрался и поехал. После длительных расспросов выяснилось, что воевал он совсем на другом фронте. Солдат расстроился, а потом попросил: «Можно мне к вам на встречи приезжать, если уж своих найти не могу?»
После встречи в 1975 году мы уже не теряли друг друга, регулярно переписывались, к каждому празднику я писала по тридцать-сорок писем и открыток, столько же получала. Даже почтальонша сказала однажды, что такой корреспонденции, как у меня, нет ни у кого в нашем доме. Весточки друзей всегда доставляли мне радость. Но я по-прежнему находилась в плену безумной страсти к уничтожению бумаг, в результате из многих сотен полученных мной писем не сохранилось ни одного. Теперь, в который уже раз, казню себя: ведь это были не просто письма, это то, что могло остаться от уходящего из жизни поколения как документальная летопись, рассказывающая о людях войны, их жизни, мыслях и чувствах. А теперь почти никто уже и не пишет: дорого, настроение тяжелое, болезни одолели.
…В те годы все, казалось, складывалось хорошо. Изменилось отношение к ветеранам войны. Их почитали, поддерживали, привлекали к патриотическому воспитанию молодежи. В учебных заведениях, на предприятиях создавались музеи и уголки боевой славы, стали традиционными встречи с участниками войны, уроки мужества, походы по местам боев, вахты памяти.
А потом все рухнуло…
Сейчас тиражируется много домыслов и фальшивок о войне 1941–1945 годов. Читая и слушая все эти выдумки, я поражаюсь безнравственности и беспринципности их авторов. Да, возможно, руководством страны в те годы были допущены крупные просчеты и ошибки. Возможно, цена Победы оказалась слишком высокой, хотя и не все исследователи согласны с подобной оценкой. Но ведь весь мир признал нашу Победу; весь мир восхищался подвигом советского народа, спасшего человечество от фашизма; весь мир отдавал должное И. В. Сталину как выдающейся личности своего времени. Зачем же нам самим-то принижать роль СССР, многонационального советского народа в разгроме немецкого фашизма? Для чего придумывать все новые и новые небылицы о бездарности советских военачальников и безнравственности наших солдат, унижая тем самым ветеранов войны? Что побуждает ученых, писателей и всех, интересующихся проблемами войны 1941–1945 годов, искусственно завышать потери Красной армии в той войне?